Крабат

Крабат идёт на шум, он добирается до Пустоши. В снежных вихрях он различает фигуру, которая копает яму, киркой и лопатой, у дальнего края в ряду холмиков, возле опушки — там, где летом упал на землю лишний цветок ятрышника. Крабат уверен, что знает эту фигуру. Он понимает, что перед ним один из парней с мельницы — кто из них, в метели он не может разобраться.

«Эй! — хочет он крикнуть. — Кто ты?»

Голос изменяет ему, он не издаёт ни звука. И у него не получается пройти хоть на шаг дальше. Он стоит на том месте, где стоит. Ноги крепко примёрзли к земле, он не может их высвободить.

«Проклятие! — думает он. — Я обездвижен? Я должен пройти несколько шагов… я должен… я должен…»

Его бросает в пот, он собирает свои последние силы. Ноги не слушаются его. Можно делать что угодно — он не отрывается от земли. И идёт снег, и идёт снег, — и его постепенно заваливает снегом…

* * *

Крабат проснулся весь в поту. Он откинул прочь одеяло, сорвал влажную рубашку с тела. Затем он шагнул к чердачному окну и выглянул наружу.

Наступило Рождественское утро; в сочельник шёл снег — и он увидел свежие следы, которые вели в Козельбрух.

Когда он пошёл к колодцу, чтобы умыться, с ним поравнялся Михал — с киркой и лопатой. Сгорбившись шёл он, медленными шагами, с тусклым лицом. Когда Крабат хотел с ним заговорить, он отмахнулся. Они поняли друг друга, не проронив ни слова.

С этих пор Михал будто преобразился. Он закрылся от Крабата и всех остальных, даже от Мертена. Как стена стояла между ним и другими, будто он был уже далеко отсюда.

Так наступил вечер перед Новым годом. Мастер с утра исчез, он не показывался. Сгустилась ночь, мукомолы пошли в постель.

Крабат, хотя он решил бодрствовать, заснул, как и другие. В полночь он проснулся и начал прислушиваться.

Смутный грохот в доме — и крик — и затем тишина.

Мертен, широкоплечий медведь, начал всхлипывать, как ребёнок.

Крабат натянул одеяло себе на уши, впился пальцами в соломенный тюфяк и захотел умереть.

* * *

В Новогоднее утро они нашли Михала. Он лежал в камере для муки на полу, потолочная балка упала сверху, она проломила ему затылок. Они положили его на доску и отнесли его в людскую, там они простились с ним.

Юро позаботился о нём: снял с него одежду, обмыл его и уложил его в сосновый гроб, с пучком соломы под затылком. После полудня они вынесли Михала на Пустошь. Они опустили его в яму у дальнего края в ряду холмиков, возле опушки.

Поспешно они зарыли его, ни мгновения дольше необходимого не стали парни задерживаться у его могилы.

Один Мертен остался.

ТРЕТИЙ ГОД

Мавританский король

Мастер не появлялся в последующие дни, на это время мельница стихла. Мукомолы лежали без дела на нарах, они мостились у тёплой печки. Был ли когда-нибудь на мельнице в Козельбрухе подмастерье, которого звали Михал? Даже Мертен не говорил о нём, с раннего часа допоздна он сидел и молчал. Лишь единственный раз, вечером новогоднего дня, когда Юро принёс одежду покойника и положил в ногах опустевших нар, Мертен очнулся от оцепенения. Он убежал в овин и до следующего утра запрятался в сено. С тех пор он вёл себя совсем безучастно, ничего не видел и ничего не слышал, ничего не говорил и не делал — он просто сидел.

Мысли Крабата в эти дни постоянно вращались вокруг одних и тех же мучительных вопросов. Тонда и Михал, это было ясно как день, не по случайности умерли, оба в новогоднюю ночь. Что за игра здесь велась — и кем, по каким правилам?

Мельника не было дома до кануна Богоявления. Витко как раз хотел задуть свечу, как открылась чердачная дверь. Мастер показался по пороге, с бледным лицом, будто покрытым известью. Он бросил взгляд на компанию. Что не хватало Михала, он, казалось, не заметил.

— Идите работайте! — велел он, затем развернулся и исчез на всю оставшуюся ночь.

Парни торопливо натянули одежду, затолкались к лестнице. Петар и Сташко побежали к мельничному пруду открыть шлюз. Другие топтались в мукомольне, насыпали зерно и запускали мельницу. Стуча и грохоча, она пришла в движение, подмастерьям стало легче на сердце.

«Она мелет снова! — подумал Крабат. — Время идёт дальше…»

В полночь они закончили с работой. Когда они вступили в спальню, то увидели, что на нарах, которые принадлежали Михалу, кто-то лежал: мальчишка четырнадцати лет или около того, довольно маленький для своего возраста, что бросалось в глаза — у него было чёрное лицо, у шпингалета, но красные уши. Парни окружили его, полные любопытства, и Крабат, который нёс фонарь, направил луч на него. Это разбудило мелкого, и когда он увидел четырёх призраков, стоявших у его ложа, то испугался. Крабату показалось, что он знает мальчишку — только откуда?

— Не надо так трястись, — заговорил он с ним. — Мы парни с этой мельницы. Как тебя зовут-то?

— Лобош. А тебя?

— Я Крабат. А это вот…

Шпингалет с чёрным лицом перебил его.

— Крабат? Я знал как-то одного по имени Крабат.

— И?

— Он вроде был младше.

Теперь Крабата озарило.

— Так ты маленький Лобош из Маукендорфа! — воскликнул он. — А чёрный ты, потому что заделался мавританским королём.