Крабат, или Преображение мира

Конечно, гости явились к ужину, сегодня традиционный праздничный ужин, когда-то дружка Петер Сербин ввел его для всех свадеб. Обязательный атрибут ужина — густой соус с хреном, золотисто-желтого цвета и такой остроты, что, чем больше его съешь, тем мягче он щекочет горло, и по-настоящему умеют готовить его только здесь, секрет изготовления этого соуса переняли у Сербинов, вместе с их холмом.

А потом кто-то включит магнитофон, и зазвучит песня, может быть та, что сочинил мельник Кушк, когда Петер Сербин праздновал свою победу над Райсенбергом, и поет ее слаженный мужской хор — голоса в нем, конечно, поставлены лучше, чем у тех, кто когда-то чуть было не разнес трактир и вызвал роды у канторской дочки, но ведь поющие верили, что воспевают победу.

Пылает огонь в камине, тени пляшут на стенах, и Хандриас Сербин рассказывает — но сначала не о Крабате, нет, мы видим Якуба Кушка и рядом с ним девушку, у нее очень смуглая кожа, а на лбу красное пятнышко — знак касты.

Девушка поет незнакомую песню:

Велик или мал урожай,
Только-только рис уберу я —
Горсть зачерпнет раджа,
Джунгли возьмут другую.
Тигр крадется в лесу,
Чтобы третью горсть добыть,
Четвертую горсть донесу
Голод мой усыпить.

«Не пой мне грустных песен, Сунтари, — говорит Якуб Кушк, — мне и так грустно».

«Тебе грустно потому, что ты хочешь меня покинуть, — говорит девушка, — зачем ты тогда меня покидаешь?».

Якуб Кушк молчит, ведь всю ночь этот вопрос лежал между ними на циновке.

«Гора как тысяча тигров, — говорит Сунтари, — она убьет вас прежде, чем вы увидите ее вершину».

В низкую бамбуковую хижину входит Крабат, скоро наступит утро. Крабат говорит: «Горсть земли с самой высокой вершины, горсть со дна самого глубокого моря, горсть влажной земли из джунглей, горсть песка из пустыни, горсть глины, горсть чернозема, земля из больших городов и из бедных селений — это будет самая плодородная почва, и на ней вырастет посаженное мною дерево».

«Я плачу», — говорит Сунтари.

«Твоя слеза согреет нас в снегах высочайшей вершины и даст нам прохладу в горячих песках пустыни», — говорит Крабат.

«Дурга — дочь самой высокой вершины — смочит вашей кровью жертвенный камень, а Ракшаса захочет вашего мяса», — говорит девушка.

Крабат откидывает циновку, которая закрывает вход в хижину. Солнце уже взошло.

Сунтари встает, она складывает руки на груди и говорит: «Пусть Видья даст вам свою мудрость и укажет дорогу, и пусть сопутствует вам Лакшми и принесет удачу».

Сорок дней ждала Сунтари возвращения Крабата и Якуба Кушка. Богиня мудрости указывала им путь, и богиня счастья не покидала их. Крабат прогнал своим посохом страшную Дургу, а пожирающая людей Ракшаса убежала, заслышав звуки трубы мельника Кушка. Крабат поднялся на самую высокую вершину и отколол от скалы камень величиной с кулак. Сунтари заплакала от радости, и камень впитал ее слезы, как губка. «Пусть не засохнет дерево, которое ты посадишь», — сказала она.

Крабат поблагодарил ее и нашел для камня, политого слезами девушки, место под корнями дерева, и, когда он соберет тысячи пригоршней земли из тысячи мест, на этом дереве вырастет могучая ветвь, достаточно крепкая для того, чтобы привязать к ней веревку с петлей для Вольфа Райсенберга.

Гости, сидящие у камина в ресторане «Крабатов колодец», спрашивают, кто такой Райсенберг.

Бургомистр медлит, он не знает, стоит ли ему рассказывать, что последний Райсенберг лежит под могильной плитой, на которой написано «Misericordia», или ему нужно объяснять, что такое притча и в чем ее смысл? Он облегчает себе задачу и говорит, что за последнюю сотню лет миллионы людей были убиты людьми же и что это дело рук Райсенберга.

Но вот с магнитофонной пленки опять раздается голос Хандриаса Сербина.

Райсенберг узнал, что ему придет конец, как только Крабат соберет тысячу пригоршней земли из тысячи мест. Тогда Райсенберг позвал Первого слугу и спросил его: «Скажи мне, бессмертен ли я?»

И Первый слуга ответил: «Ты бессмертен до тех пор, пока на дереве не вырастет могучая ветвь».

«На которой я буду висеть?» — спросил Райсенберг.

«Когда ты будешь на ней висеть, тебя уже не будет, следовательно, ты не будешь на ней висеть», — ответил Первый слуга.

Вольф Райсенберг это понял: «Но ведь то, что предначертано мне, предназначено и Крабату. Скажи мне, до каких пор он сохранит свое бессмертие?»

«Пока он не повесит тебя, — ответил Слуга. И медленно, словно в глубоком раздумье, прибавил: — Или пока ты не повесишь его».

Вольф Райсенберг снял с пальца кольцо с большим бриллиантом: «Это кольцо будет твоим, если ты узнаешь, как погубить Крабата».