– Магазин в соседнем доме, можно оставить на пару минут…
– Там бывает такая очередь! – возразила она. – Когда привозят местные фермеры!
– Здорово нервничаешь, да? – спросил он. – Все же подумай. Может, лучше все-таки сдать в руки санитаров или всяким обществам по устройству бездомных?
Она задумалась, такое лицо бывает у тех, кто колеблется в принятии решений, наконец подняла голову и сказала твердо:
– Нет. Я ему верю.
Он помолчал, глядя в ее лицо.
– Веришь… В нашей профессии это скорее недостаток, чем достоинство…
– В профессии, – повторила она, – но мы не только профессионалы?
– Да, – согласился он с некоторой неохотой, – профессионализм надстраивается над нерушимой базой, что не меняется, профессию же можно и сменить. А вера где-то там, в базе… Ладно, если что, сразу сообщай. Даже о мелочах. Помни, мы все здесь твоя семья.
Он улыбнулся, как понимаю, подбадривающе, кивнул и вернулся к своему автомобилю. Марианна молча смотрела, как он садится, а когда авто развернулось и умчалось, тяжело вздохнула.
– Марианна, – поинтересовался я, – а что такое вера?
Она в изумлении посмотрела на меня.
– Ты чего?..
– Да как-то вот… часто слышал из приемника электромагнитных волн…
– Каких волн?.. А, ты о телевизоре?.. Не забивай голову всякой дурью. Телевизор – это жвачник, по нему какую только хрень не разносят.
– Вера… это дурь?.. Или хрень?
Она отмахнулась, я пошел следом за нею к автомобилю. Видимо, эти вопросы лучше оставить надолго, слишком многое непонятного.
Однако в автомобиле, когда села за руль, и автомобиль сдвинулся с места, проговорила чуточку сердито:
– Из-за веры свихиваются и более мудрые. Тебе пока о таком рано задумываться. Вера в нашей жизни никакой роли не играет.
Я спросил, усомнившись:
– Точно?
Она сказала почти рассерженно:
– Почти. Даже, если она как бы в основе основ. Кто из простых заглядывает так глубоко?.. да и зачем? Можно утонуть. Живи на поверхности, как все. Во многих мудростях много печали, как сказал кто-то из карломарксов. Остановишься, задумаешься, тебя тут же сшибут и затопчут в мире разгулявшейся демократии.
– Ладно, – сказал я. – Вокруг и так слишком много непонятного.
Она сказала с неудовольствием:
– Ты странный какой-то. Доискиваешься до всего… Зачем? Живи, как все. Всего не познать. Если всю жизнь учиться, когда работать? А человек обязан работать, как сказал великий Лютер, иначе у него не будет благодати Божьей…Тьфу, вот и я заговорила, как не знаю кто!.. Садись и смотри по сторонам на красивых женщин. Ты же отличишь красивых от некрасивых?.. Кстати, ты забыл пристегнуться.
– Извини, – сказал я, как говорят в таких случаях. – На тебя засмотрелся.
Она польщенно улыбнулась, а я послушно пристегнулся ремнем, этот ритуальный жест скопировал быстро, хотя его значение остается непонятным, видимо, что-то религиозное.
– А по каким признакам одни отличаются от других?
Она сказала с отвращением:
– Ты что, еще и математик?..
Я понял, что быть математиком очень плохо, замолчал надолго, а когда вернулись в город, поинтересовался:
– Вы с Крякожабером дружите?
– Не очень, – ответила она. – Так, далекие знакомые. Даже не вязались ни разу. Он как бы бойфренд Бабетты, хотя об этом и не знает, потому щупальца не протягиваю. У нас женская солидарность, кто бы поверил!.. А что, он тебя заинтересовал?
– Очень.
Она покосилась на меня пытливо.
– Догадываюсь. Ладно, вечерком заглянем, если он сам не против. Только созвониться надо, предупредить.
– И подругу?
Она скривила губы.
– Без этого никак. Социальность.
Глава 12
К Бабетте на этот раз заезжать не стали. Марианна быстро переговорила с нею по мобильному, я слушал разговор, не показывая вида, но ничего не понял, а Марианна, закончив, сунула в кармашек и сказала весело:
– Отпустила… А так вообще-то подозрительная зверюга.
– Тебе верят, – повторил я одну из фраз Шерлока и понял, что употребил ее к месту, хотя и рисковал, не понимая ее значения. – Ты хорошая.
– Ну-ну, – сказала она весело, – не подкатывайся. Но если хочешь, чтобы сиськи показала, скажи. Только не сейчас, когда за рулем.
Крякожабер, которому она тоже позвонила, открыл сразу, из комнаты пахнуло знакомыми ароматами кофе, но я посмотрел на стены на два больших дисплея на стенах, там в ускоренном темпе проносятся галактики и черные дыры, какими их видят отсюда с помощью телескопов.
Он пожал мне руку, странный жест, но я уже привык, люди почти все обмениваются при встрече знаками, кто приподнимет шляпу, кто подводит ладонь к виску, кто-то кивает или улыбается или просто смотрит мимо, это тоже знак, означающий, что его беспокоить не стоит.
– У тебя на втором экране странная черная звезда, – сказал я. – Таких не бывает.
Он широко заулыбался.
– Марианна, видишь?.. Вот наш человек! Это вместо «Драсти, как дела», что вообще-то махровый пережиток, потому он прав абсолютно, хотя и не для нашего замшелого века. А что со звездой не так?..
– Откуда там колодец? – спросил я. – Ни в одной колодца нет.