— Хорошо бы, если так, — с сомнением покачала головой Воронцова. — Но Собственный Его Императорского Величества Конвой — это даже не IIIОтделение! Пустяками его сотрудники не занимаются. И просто так никого не забирают…
— Прекратите разводить панику, сударыня! — угрюмо потребовал заместитель начальника корпуса. Впрочем, если кто-то из нас троих сейчас и паниковал — то точно не спокойная, как удав, Милана. — Говорю вам: все разрешится благополучно! Дождемся официального вердикта!
— Как прикажете, господин майор, — кивнула девица, ловя на лету очередную чашку горячего чая.
Вопреки моим опасениям, Алексеев оказался прав: за четверть часа до прибытия на вокзал Петрополиса Ясухару вернулся в вагон. Видок у Тоётоми был, правда, так себе: самурая слегка пошатывало, взгляд покрасневших глаз беспорядочно блуждал, а попытка японца пролеветировать чашку обернулась разлитым по столу чаем.
— Что случилось?! Где ты был?! — на правах друга пристал я к возвращенцу с вопросами — благо, кроме нас в салоне к этому моменту никого не было.
— В соседнем вагоне… — не без труда выговорил Ясухару. — Беседовал с господином есаулом… И еще одним уважаемым офицером… Теперь все в порядке — насколько сие возможно… — вяло попытался он улыбнуться.
— В порядке? — всплеснул я руками. — Да на тебе лица нет!
— Сие так заметно? — нахмурился Тоётоми.
— Что заметно?
— Что я потерял лицо?
— Не знаю, что и где ты там потерял, а вот что ты забыл у чертова есаула?!
— Мне бы не хотелось об этом говорить, сударь, — пробормотал японец. С тех пор, как в рейтинге зачисленных в корпус он занял место выше моего, называть меня «сэнсэем» самурай перестал.
В этот момент в салон со стороны купе заглянула Воронцова, и почти одновременно с ней с противоположного конца, из тамбура, появился Алексеев.
— Все здесь? — ничуть не удивившись присутствию японца, заметил майор. — Отлично! Чтобы исключить всякие недомолвки, — продолжил он, обращаясь главным образом к Милане. — В отношении нашего кадета Собственным Его Императорского Величества Конвоем проведено расследование. Никаких обвинений не выдвинуто. Как я и полагал, с точки зрения законов и обычаев Империи, господин Ясухару не замешан ни в чем предосудительном!
— Из-за чего же тогда весь сыр-бор? — поинтересовалась девица. — Заговор, и все такое?
— Ни о каком заговоре против нашего Государя Императора говорить не приходится! — отрезал заместитель начальника корпуса. — А что касается так называемого Императора Японии — сие не касается ни Конвоя, ни нас с вами, сударыня!
— Так вы, сударь, выходит, местного разлива карбонарий? — повернувшись к Тоётоми, хмыкнула Воронцова — прежде, чем я успел сообразить, что тут вообще к чему. — Супротив японских властей злоумышляете?
— Невозможно злоумышлять против того, кто сам зло, сударыня, — вскинув голову, отчеканил в ответ самурай. — Но, как только что совершенно справедливо отметил господин майор, вас сие ни коим образом не касается!
— У государства Российского нет претензий к господину Ясухару, — поддержал его Алексеев. — Милостивый государь, милостивая государыня, — теперь заместитель начальника корпуса обращался к нам двоим — ко мне и Милане. — Дабы развеять возможные сомнения в отношении вашего товарища, я был вынужден раскрыть вам некоторые детали расследования. Однако требую, чтобы все, здесь прозвучавшее, сохранилось в строжайшей тайне! Сие в интересах не только господина Ясухару, но отчасти и Империи! Все ясно?
— Ясно, господин майор, — поведя бровями, кивнула Воронцова.
— Так точно, — в свою очередь ответил я, исподволь косясь на жадно отхлебывавшего чай Тоётоми.
Получается что, он враг японскому Императору? Но если тот — вассал нашего, почему тогда у России к Ясухару нет вопросов? Точнее, были вопросы — и задали их, по ходу, не в самой мягкой манере — но, выходит, полученные ответы всех худо-бедно удовлетворили?
Большая политика, блин!
Ну да и духи с ней. Главное, что японец вырвался из лап Семенова — живой и, вроде бы, относительно здоровый. Так что просто порадуемся за друга!
Между тем, за окнами вагона поля и луга, перемежавшиеся утлыми деревенскими домишками, сменились рядами высоких каменных зданий. Мы прибывали в столицу.
Глава 20
в которой я наслаждаюсь созерцанием живописи и вижу, как разжигается камин
От вокзала нас везли в роскошном «Руссо-Балте» с открытым верхом — неспешно, давая вдоволь насладиться видами имперской столицы. А поглазеть тут было на что. Петрополис отличался от Москвы, как… Ну, наверное, как Санкт-Петербург от нашей Москвы. Широкая улица, по которой мы ехали, была словно по линейке прочерчена — никаких тебе изгибов и плавных поворотов. Четырех-, пяти- и шестиэтажные дома стояли стена к стене — в Первопрестольной тоже встречались районы с подобной застройкой, но там нет-нет, да попадался на глаза забор или зеленый дворик. Здесь — ни единого разрыва в плотном строю.