Краденая магия. Часть 2

«Да уж, постарайтесь, сударь…»

Тряхнув головой — словно это могло вышвырнуть из нее прочь все потенциально крамольные мысли — я вынырнул из дум в реальность: через монументальную арку наш «Руссо-Балт» выезжал на мощеную брусчаткой площадь.

— Императорский дворец — сердце Петрополиса и всей России… — благоговейно прошептал Алексеев, указывая куда-то вперед, за спины нам с Ясухару.

Мы с японцем дружно обернулись: на противоположной стороне площади по всей ее ширине — а было там метров двести, не меньше — стояло нарядное трехэтажное здание теплых желтых тонов с неравномерно, группами, распределенными по фасаду белыми колоннами, словно бы поставленными одну на одну — первая в высоту нижнего этажа, вторая — в два верхних. Чем-то оно напоминало Зимний дворец в Санкт-Петербурге — но там, кажется, цвет был каким-то иным.

«Поднятый штандарт означает, что Его Величество изволят пребывать в резиденции», — обратил фамильяр мое внимание на развевавшийся на крыше флажок.

«А наследник? — спросил я. — Мы же к наследнику направляемся?»

«У наследника собственный штандарт, но в присутствии императорского оный не поднимается».

Тем временем, не доезжая до середины площади, «Руссо-Балт» остановился.

— Приехали, — обернувшись через плечо, проговорил наш водитель. — Ближе экипажам нельзя, так что извольте пешком. Я провожу.

— Выходим, — скомандовал нам заместитель начальника корпуса.

Первым спрыгнув на брусчатку, я было подумал, не проявить ли галантность, подав руку Воронцовой, но Милана мои сомнения разрешила, покинув «манамобиль» с другой стороны — воспользовавшись помощью подсуетившегося Ясухару. Последним из коляски выбрался Алексеев, и вслед за офицером Конвоя мы направились через площадь к дворцу.

* * *

На входе во дворец водитель перепоручил нас другому офицеру императорской охраны, назвавшемуся сотником Емельяновым. Тот провел нас по первому этажу анфиладой пустых залов, на мой взгляд, напоминавших скорее художественный музей, нежели действующую резиденцию монарха: минимум мебели, зато все стены увешаны картинами — комната портретов, комната пейзажей, комната батальных полотен… Правда, большую их часть рассмотреть мне толком не удалось — за исключением коллекции последнего зала, в котором мы неожиданно остановились. Попросив нас обождать, Емельянов исчез в каком-то боковом проходе, оставив нас любоваться творчеством маринистов: волны, паруса, прибрежные скалы, туманы, тучи, почти непременная белая луна в дымке…

«Проверка, — подсказал мне Фу. — Как я вас и предупреждал, сударь».

«На любовь к искусству?» — попытался пошутить я, не без интереса рассматривая двухметровой ширины и почти такой же высоты картину с противостоящей буре утлой шлюпкой.

«Как водится, на лояльность, — не поддержал легкомысленного настроя фамильяр. — В рамы полотен встроены Слепки духа, сейчас они заняты молодой графиней — с нее начли из-за подозрительного перстня — но скоро переключатся на вас. Все что нужно, я сделал, но на всякий случай постарайтесь и в самом деле думать о величии размещенных здесь полотен. Сие, кстати, работы лучших живописцев прошлого и позапрошлого веков! И не стойте на месте — больше двигайтесь по залу!»

«Хорошо, — принял совет я, делая шаг в сторону. — Тем более картины и в самом деле замечательные. Люблю море!»

«А я пока оставлю вас, сударь, — продолжил между тем Фу. — Иначе меня, не ровен час, могут обнаружить. Вернусь, когда проверки завершатся».

«Хорошо», — повторил я, хотя новость меня совсем не порадовала: пусть «паук» и сказал, что предпринял все необходимые меры, расставаться с ним в такой ответственный момент было как-то стремновато.

В зале маринистов нас продержали с четверть часа — тщательно, должно быть, проверяли. За это время, переходя от картины к картине, я успел обойти его по кругу трижды. Моему примеру последовала Воронцова — только если я двигался по часовой стрелке, то Милана — против. И однажды, засмотревшись на полотна — те и впрямь того стоили — мы с молодой графиней едва не столкнулись.

Ясухару наслаждался искусством из центра помещения, без надобности шагов не делая — лишь медленно поворачиваясь вокруг оси. Алексеев, похоже, к дворцовой живописи остался равнодушен.

Наконец в зал вернулся Емельянов и пригласил нас проследовать дальше.