Известие о том, что князь Сергей жив, неслабо так меня поразило — я аж собственный приговор прослушал. И только когда, распавшись на половинки, с моих рук соскользнули и со звоном упали на мозаичный пол металлические перчатки, а стража спрятала свои грозные сабли и отступила, я понял, что нежданно оправдан. Поднял глаза на тронный подиум, но Цесаревича там уже не было — наследник престола успел по-тихому удалиться. Машинально я перевел взгляд на Семенова — тот тоже уже выходил из зала. В дверях есаул обернулся — на лице у него была недовольная гримаса. Впрочем, смотрел при этом офицер Конвоя вовсе не на меня, а на своего коллегу — китайца Чжана. Досадовал, что тот заранее не предупредил его о сделанных выводах и выставил в дурном свете перед Его Высочеством? Или уже размышлял, как теперь быть с охранными системами дворца? Духи его разберут!
Что до китайца, то прежде чем покинуть зал, он приблизился ко мне и, заложив руки за спину и слегка склонив голову на плечо, принялся меня внимательно разглядывать — словно какую-нибудь музейную диковину. Длилось так добрых полминуты, и за это время выражение его лица несколько раз сменилось: с любопытного на самодовольное, потом будто бы на встревоженное, затем на умиротворенное, а после на вовсе ничего не выражающее. Я же, не очень понимая, что и как следует делать в подобной ситуации, сперва просто выжидал, затем попытался встретиться с Чжаном глазами — однако взгляд китайца постоянно от меня ускользал. Наконец, решив, что сцена уж слишком затянулась, я выговорил:
— Э… Гм… Благодарю вас, господин есаул… Если бы не вы, я бы пропал!
— Еще не поздно, — будто бы не к месту заметил на это китаец.
— Что, простите? — нахмурился я.
— Пропáсть, — пояснил Чжан. — Еще не поздно пропасть… Будьте осторожны,
С этими словами китаец направился к выходу из зала, оставив меня, признаться, в некотором недоумении.
— Мои поздравления, сэнсэй! — дождавшись ухода Чжана, ко мне с поклоном приблизился Ясухару.
Ну вот, я снова для него «сэнсэй». Теперь, наверное, из-за невероятно высокого максимума маны. По этому показателю ему уж точно никогда меня не превзойти… Ладно, «сэнсэй» так «сэнсэй».
— Я ни минуты не сомневался в вашей невиновности, сэнсэй! — с пылом продолжил Тоётоми.
— «В твоей невиновности», — почти на автомате поправил я японца.
— В моей? — растерялся самурай.
— В моей, — усмехнулся я. — Но мы на «ты»!
— Право, мне неловко… — замялся Ясухару. — Но как вам… Как тебе угодно, сэнсэй!
— Вот, другое дело.
Подошли Воронцова с Алексеевым. Майор пожал мне руку и тоже горячо заверил, что с самого начала был абсолютно уверен в оправдательном приговоре.
— Среди Федоровских кадетов нет государственных преступников! — сияя, заявил старик.
— Зато попадаются идиоты, — хмыкнула в свою очередь Милана. — Это надо же додуматься: протащить духа в императорскую резиденцию! — воззрилась она на меня — насмешливо, но вроде бы беззлобно. — Все мозги в ману ушли, да?
— О сем мы еще поговорим, — малость помрачнев, пообещал Алексеев — не то девушке, не то мне. — А сейчас, милостивая государыня, милостивые государи, пройдемте в выделенные нам комнаты!
Так мы и поступили.
Чести лицезреть Цесаревича снова, уже на формальной аудиенции, мы в итоге так и не удостоились.
— Его Высочество занят, — объяснил нам Алексеев. — Вчерашний пробой обнажил слишком много проблем, так что в Петрополисе нынче попросту не до нас.
— Вот же ж… — не договорив, Воронцова метнула на меня недовольный взгляд.
Я виновато развел руками — в кои-то веки претензии ко мне Миланы имели под собой все основания.
— Ничего страшного! — попытался утешить девушку майор. — Его Высочество вас видел и впечатление наверняка составил!
— Боюсь даже предположить, какое именно впечатление! — буркнула Воронцова.
— В целом — благоприятное, — уверенно заявил заместитель начальника корпуса. — Будь иначе, нас по-быстрому спровадили бы в Москву порталом. А мы возвращаемся на поезде, согласно утвержденной программе. Так что все в порядке.
На удивление, Милану такой аргумент убедил. А вот меня — нет. Как ни крути, сакраментального «Я буду следить за вашими успехами» на этот раз не прозвучало, так что никакого покровительства нам Цесаревич не обещал. А мне оно, это покровительство, сейчас, честно говоря, совсем бы не помешало, ибо прежнего моего благодетеля, Светлейшего князя Романова, явно вскорости ждали не лучшие времена. Не говоря уже о мутной истории с Огинским, чью фамилию я носил — из доброй памяти безобидного покойничка Сергей Казимирович внезапно превратился в живого злодея, без пяти минут цареубийцу.