— Во имя господа нашего, того, кто суть Единый и Единственный повелитель Вселенной. Нет чести выше, чем называться Его рабом, нет счастья большего, чем хоть немного послужить истинной вере, — начал Фанцетти. — Истину сказали святые, когда объявили, что не может быть грехом деяние во имя Его, как и не может быть благочестивой жизнь в мерзости язычества. Итак, сын мой, настало время исповеди. Но прежде отпускаю тебе, раб божий Бахадур, грехи вольные и невольные, совершенные в борьбе за корону — ибо целью твоей было утверждение истинной веры и низвержение идолов языческих.
— Благодарю вас, отец Луиджи, — произнес Бахадур. — И еще должен я покаяться в том, что посетил заведение Падмалати…
— Опять? — перебил Фанцетти. — Надеюсь, хоть ночью?
— Конечно, ваше преосвященство, — подобострастно отозвался Бахадур. — Не мог же я, будущий правитель, делать это при свидетелях?
— А вдруг проститутки расскажут, что вы, на словах придерживаясь истинной веры, на деле все время проводите в компании блудниц и язычниц?
— Падмалати — не дура, — отрезал Бахадур. — Она знает, когда стоит болтать, а когда нет. А ее девочки такие сладкие, особенно Лачи…
— Хорошо, отпускаю тебе и этот грех, чадо, в надежде, что деяния твои его искупят, — буркнул магистр. — Мир тебе, сын мой, — заученно договорил Фанцетти, опуская ладонь на царственную лысину, обычно прятавшуюся под тюрбаном. Так испокон веков у служителей Единого-и-Единственного было принято благословлять своих чад. — Деяния, совершенные во имя Единого-и-Единственного и Церкви его, не могут быть греховными, ибо освящены милостью Его. Если же согрешил ты в чем, властью, данной мне небесным повелителем, тебе, повелителю земному, я их отпускаю. Правь на благо истинной вере и народу своему.
Бахадур водрузил украшенный бриллиантами тюрбан на место. «Отлично, пора поговорить о деле» — подумал Фанцетти.
— Нашел ли ты надежных палачей?
— Нет, сир магистр, — моргнул новоиспеченный правитель. — Если они узнают, кого предстоит пытать… Боюсь, ей помогут сбежать, хотя бы в смерть.
— Ясно, — скрипнул зубами темесец. — Что у вас за страна, палачей приличных — и тех не сыщешь! Опять придется моим людям работать, а то и мне самому… Хотя… Есть идея. Я сам займусь вдовой.
— Что вы задумали?
— И это говоришь ты, не вылезающий из заведения Падмалати?! — хохотнул темесец.
— Но… не лучше ли прикончить ее здесь? — усомнился Бахадур. — Один случайный патруль на улице, и…
— Какой патруль? — усмехнулся Фанцетти. — Кто рискнет напасть на взвод до зубов вооруженных темесцев, которые непонятно кого тащат в мешке? А через несколько часов сюда прибудет полк из-под Кангры. Не понимаю, отчего он задерживается…
— Может, разгромлен?
— Чушь! У Салумбара от силы две сотни воинов, десяток пушек и небольшая крепостца. А в полку с учетом дополнительных частей — две с половиной тысячи народу, и… даже я не знаю, сколько всего орудий, но штук двадцать, а то и тридцать точно. Нет, Кангра не устоит. Соотношение сил не то.
— А если все же нет?
— Тогда ты подпишешь указ: поскольку в стране смута, в страну для наведения порядка вводятся войска союзной Темесы. Коменданту Кангры — приказ сдать крепость, передать орудия и вооружение подполковнику Меттуро, солдат сдать в плен… Или нет, пусть просто убираются в родовые владения. Вы понимаете, что без темесского полка под стенами города вам власть не удержать? Отлично. Значит, пишите указ, приказ Салумбару и заодно… Давайте пересмотрим условия мирного договора — к обоюдной, конечно, пользе.
Бахадур нехотя кивнул. Конечно, он знал, что Темеса никому не помогает просто так. Условия Фанцетти были простыми и жесткими, как удар меча. Уклониться от них мог бы законный раджа, которого поддержали бы подданные — но не узурпатор и братоубийца. Его и самого не радовало, что, едва получив власть, он сам же должен превратить ее в призрак, но отказаться было невозможно. Вдвое увеличить контрибуцию — значит разорить подданных налогами и вызвать бунты. Подавлять их придется темесцам — это не прибавит ему народной любви, но свои солдаты могут перейти на сторону восставших, или случае начнут разбегаться.
И все равно денег не хватит — ведь и содержание полка возложат на Джайсалмер. Выход придумал Фанцетти, и, надо сказать, идея единоверца новому радже нравилась: не ограничиваться и без того нищими подданными, а ввести истинную веру, и в то же время погреть руки на сокровищах языческих храмов и доходах с храмовых земель. Правда, придется сломить сопротивление жрецов и — назовем вещи своими именами — большей части горожан. Но Двадцать пятый пехотный полк и повязанные кровью законного правителя гвардейцы должны справиться. Пути назад нет, так что и жалеть не о чем.
Глава 9