Так и стоят — он на коленях, а Мати маленький, но уже не худющий, обнимает его за шею. А он видит перед глазами лаковые туфли, тонкие лодыжки и медленно голову поднимает, чтобы на нее посмотреть и тихо сказать «спасибо».
Эпилог
— Только не реви, ладно? Я уверен, ты и так выревела все глаза, а я, знаешь ли, немало над ними работал в свое время.
Улыбнулась сквозь слезы, глядя на изможденное лицо Владимира.
— Да, я умер. Но мне там хорошо, уж поверь. Я точно знаю. Поэтому харе реветь… Ты когда решишься его увидеть? Сколько лет пройдет прежде, чем это случится? Не знаешь, правда? А Мати нужен отец. Я тут для тебя кое-что нашел. Ты посмотри эти отчеты, эти распечатки звонков и сделай выводы сама. Глупо жалеть о том, чего не сделал. Глупо отказываться от собственного счастья. А еще глупее снова жить во лжи. Да-да, я все знаю. У меня ж везде друзья. Везде связи, и мне, конечно же, твой гинеколог все доложил. Я думаю, это девочка. Хотелось бы ее увидеть… но думаю, если там, наверху что-то есть, то мне дадут это сделать между перерывами от жарки в котле.
Я открыла файл у себя на мейле… В который раз просматривая отчеты от сыщика по поискам. Переводы денег, смски, звонки из Мадрида.
— Мы плавда к папе?
— Правда. Одевайся.
— Я буду иглать в футбол?
— Будешь, да. Обязательно.
А у самой все внутри дрожит перед встречей. А вдруг ему все это не нужно? Вдруг он просто приехал и…
И чуть не закричала, когда лицо его осунувшееся увидела с щетиной этой отросшей. Он даже не представляет, сколько раз я приезжала к этому залу и сидела в машине, смотрела, как он заканчивает тренировки, как идет к автобусной остановке, как садится в маршрутку и едет спать в своем офисе.
Я с ним не разговаривала, как и он со мной. Сидела в зале до конца тренировки, потом забирала Мати и уезжала домой. И так каждый раз. Только в глаза друг другу посмотрим и расходимся каждый в свою сторону.
Но пока сижу, украдкой жадно пожираю каждое его движение, каждый жест… чтобы дома потом лежать в постели, обнимать Мати и вспоминать.
— И сколько так будет продолжаться?
Аня включила стиральную машинку и выглянула в игровую, где Гоша и Мати играли в железную дорогу.
— Не знаю.
Таня хотела взять у нее из рук таз, но та не дала.
— Еще чего. Белье не хватало таскать на твоем сроке. Думаешь, если живот не видно, значит и тяжести поднимать можно.
— Ну какой там срок, Ань?
— Двадцать восемь недель, на минуточку. Вот же ж зараза ты, Танька, животик крошечный совсем. Ооох, я тоже девочку хочу. Было б только от кого.
— А что знаешь? Он там, ты здесь. В тебе ребенок его… а ты ездишь, смотришь издалека, вздыхаешь и домой?
— Я… много чего натворила, Ань. Мы вряд ли сможем друг друга простить.
— Ты простила?
— Простила… Не виноват он был особо ни в чем. Так сложилось. А я… я ему карьеру, жизнь, все сломала и Мати отобрала. Он меня, скорее всего, люто ненавидит.
— Ты поедь и спроси.
— Что спросить?
— Ненавидит ли он тебя.
— Как? Вот так просто поехать и спросить?
— Да. Вот так просто взять и поехать. В жизни все так и бывает просто, Тань. Вы достаточно друг другу лгали. Счастье это, краденое, из рук выпускали. Поговори с ним…
— Вот… в пятницу попробую поговорить.