Краденый город

– Говорю, вон отсюда. Ну? Давайте-давайте. Поднимаемся, – она сделала соответствующее движение пальцами. – Покидаем вагон.

– Послушайте… – поднялся Лютик.

– А ты сиди, – неожиданно кивнула ему кондукторша. – Заплати только – и катайся сколько влезет.

Лютик недоуменно уставился на нее. Таня глядела на него.

Кондукторша показала толстым пальцем на карман Лютиковой шинели. Он хлопнул себя по карману, нырнул рукой и удивился еще больше: в пальцах у него была монета. Не копейка, не пятак, не гривенник. Тяжелая, с ребристыми краями. Лютик ошарашенно смотрел на нее.

– Да, с этим сейчас сплошная неразбериха, – принялась отматывать билетик кондукторша. – Всё идут и идут. Всё везут и везут. Всё на бегу, всё тяп-ляп… – сокрушенно приговаривала она. – Кто убит, кто только ранен, пойми тут! Такие тяжелые ранения бывают, что думаешь: ну этот уж точно сюда. А потом раз! – а ему вовсе не сюда: жить будет… Но больше-то, конечно, сюда. А отсюда – никого. Вон трамвай порожняком гоняем.

Теперь уже от холода клацали зубы. Ледяной ветер из выбитых окон гулял по вагону. Залетала серебристая пыльца. Шурка изумился: за окнами теперь было бело.

Лютик все разглядывал монету. Потом протянул ее кондукторше.

– Давно бы так, – проворчала она. Протянула билет.

– Возьмите его, Таня, – сказал Лютик. – А я здесь сойду. Ведь все правильно? – поднял он на кондукторшу свое обезображенное лицо. – Все верно? Один взрослый – это как два детских. А детсадовцам проезд бесплатно.

Та поморщилась, но кивнула.

Таня вскочила:

– Ни в коем случае!.. Шурка! Бобка! – в голосе ее задрожали слезы. – Мы выходим… Остановите вагон!

Она крикнула в сторону кабины:

– Вожатый, остановите вагон! Сейчас же!

– Глупости, Таня! – загородил дверь Лютик. – Быть живым всяко лучше.

– Это неправильно! – выкрикнула Таня.

– Таня! Это моя монета, а не ваша. И я поступаю с ней как считаю нужным.

– Нет!

– Вы только в оба смотрите. Как только увидите санки – мигом выскакивайте! Хватайте их скорей – и на другой берег! Во что бы то ни стало на тот берег. Держите же! Ну!

Красными от холода пальцами он протягивал монету.

– Вам пора выходить? – огорчился Бобка.

– Санки? – удивился Шурка, машинально подставляя ладонь ковшиком.

– Вы поняли? Запомнили?

– Прекратите! – отчаянно закричала Таня. – Шурка, не вздумай ее брать! Слышишь? Ни за что!

Было в ее голосе что-то, отчего Шурка убрал руки за спину.

И тогда Лютик просто пульнул монету, как плоский гладкий камешек, по полу вагона. А сам проворно вскарабкался с ногами на скамейку и выскочил в пустое выбитое окно. Только полы шинели хлопнули, как крылья.

Таня ахнула.

– Да, – сказала кондукторша. – Так всегда. Добрым людям чужое несчастье всегда кажется больше их собственного.

– Этот Лютик… просто болван! – крикнула Таня со слезами.

– Он добрый, – пожала могучим плечом кондукторша.

Шурка приник к окну. Дома были только по одну сторону. С другой – лишь гранитный заиндевевший парапет и белесое небо, а стало быть река. Шуркины пальцы, сжимавшие раму, онемели от холода. Но он не обращал на это внимания. Он смотрел.

Люди! По набережной брели люди! Закутанные так, что не разобрать – мужчина или женщина. Обессиленные, шаркающие, сгорбленные: не понять – молодые или старики. Цепенели фарфоровые от мороза деревья. Огромные сугробы вздымались алмазными горами. И в сверкающей белизне Шурка ясно разглядел санки! Они торчали полозьями вверх, вниз змеилась веревочка.

Шурка вдохнул так, что от ледяного воздуха заломило в груди, и заорал:

– Танька! На выход!

Деревянные двери-гармошки за Таниной спиной стукнули, раскрылись. И не дав сказать Тане «Нет, ни за что!», Шурка пихнул ее в живот что было сил. Схватил Бобку и сиганул следом.

Он знал одно: здесь им оставаться нельзя.

Глава следующая

– Шурка! Ты… – негодовала, барахтаясь в снегу, Таня.

Но трамвай уже безнадежно убежал.

Вокруг был снег, самый настоящий. Он обжигал, от него ломило ноги и руки. Шурка разгреб его руками, выволок за шиворот Бобку и, не теряя времени, бросился к санкам. Дернул за торчавшие вверх полозья – но санки не дались.

Он поднял глаза: конец веревки сжимал в руках какой-то человек. Косматая шапка была надвинута на самые глаза, опущенные уши делали лицо, похожее на сушеный ломтик, еще уже.

– Я их первый нашел!

– Они наши! – дернул Шурка.

– Мои! – дернул незнакомец. В щели рта не видно было зубов. – Вы опоздали!

Обычный ленинградец. Такие стояли в очереди за хлебом. Брели к прорубям за водой. Везли прочь на саночках спеленатые фигуры.

– Мои! – истерически колотил он себя в грудь. – Они мои!

– Шурка, он прав. Он нашел первым…

Таня дрожала, губы у нее были голубыми.

– Меня там ждут! – вопил незнакомец.

Хоть и тощий с виду, он ловко подставил Шурке ножку и рванул санки к себе.

– Нас же трое! А вы один! – заорал Шурка.

– Ну и что? Я тоже хочу на тот берег! Я не меньше, чем дети, хочу! Даже старики хотят!

Шурка видел только санки. Саночки.

– Вы еще продержитесь. Найдете другие! А я – нет! – голосил тот.

– Он, может, прав, – дернула Таня Шурку. – Идем. Другие поищем.