Такао одобрительно склоняет голову, принимая позицию Мэй. Она проходится по комнате, разглядывая обстановку. Лаконично, дорого, много книг; научные труды по философии соседствуют с медицинскими справочниками и книгами про искусство. Такое смешение стилей не может не вызывать вопросы, и Мэй уточняет, проводя пальцем по корешку с надписью “Государь” Макиавелли:
— Странная библиотека. Ты такой разносторонний? Или это способ подчеркнуть свой статус?
В голубых глазах Такао вспыхивают веселые искры:
— Впервые вижу такую дотошную танцовщицу. Если что, я читал все, что есть на этих полках. Что-то вызывает живой интерес, с чем-то пришлось знакомиться из необходимости.
Мэй кивает и вытаскивает с полки “Русский балет Дягилева”. Она от души забавляется, потому что монография Гарафолы есть и у нее дома, правда, в более позднем издании. С каждой минутой, проведенной рядом с этим странным и, по сути, незнакомым человеком, он нравится ей все больше. Такао с любопытством наблюдает за ней и отмечает малейшие смены эмоций на ее лице.
— Зачем я здесь? — наконец прямо спрашивает она, вернув книгу на полку, — ты настолько впечатлен, что решил вызвать меня к себе, как элитную проститутку?
— И да, и нет, — белозубо улыбается Такао, — я впечатлен, это верно. Никогда не встречал настолько красивых девушек. Но, даже если у меня и были мысли о том, чтобы переспать с тобой, а после заплатить, сейчас я вижу, что подобное предложение могло бы очень навредить моему здоровью.
Теперь смеется сама Мэй.
— Я могу за себя постоять, тут ты прав. Но прав и в другом — я не вещь, которую можно использовать и выбросить, для этого в твоем распоряжении есть целый город, а может, и штат. Наверняка многие сочтут тебя привлекательным, как сочла и я, и лягут под тебя даже бесплатно. Но статуэтку с моим именем ты в шкаф не поставишь.
***
Такао ощутимо вздрагивает от этих слов, но, к счастью, в этот момент Мэй отворачивается, привлеченная картиной Такэдзи на стене. Сама того не ведая, она одним предложением описала отношение Такао ко всем красивым женщинам, которые встречались на его пути. Завоевать трофей — убрать на полку — забыть до лучших времен, если не навсегда. И тут же обозначила, что сама на этой полке стоять отказывается. Играть в привычную игру с той, что оказалась прекрасно осведомлена о правилах, совсем неинтересно.
Но Такао не соврал, он действительно не встречал кого-то, кто был бы красивее Мэй. Именно поэтому вчера он вытащил из кармана всю наличность, которая там была, и без тени сомнений сунул в трусики Мэй; а сегодня точно так же без промедления был готов снова ехать в этот чертов клуб, рискуя привлечь еще больше внимания макаронников, но Кадзу оказался сообразительнее и поехал за Мэй сам.
За размышлениями Такао почти пропускает момент, когда Мэй подходит вплотную, обдавая его запахом жасмина.
— Но то, что я не буду стоять среди твоих трофеев, — говорит она, заглядывая ему в глаза и неторопливо расстегивая пуговицу на его рубашке, — совсем не означает, что мы не можем хорошо провести время прямо сейчас. Ведь мы здесь именно за этим?
Такао усмехается и скользит ладонями по тонкой талии, привлекая ее еще ближе к себе.
— Ты чертовски права, ли… красавица Мэй, — он вовремя проглатывает определение, которое Мэй явно предпочитает оставлять на работе в клубе, и наклоняется к ней за поцелуем.
Она позволяет вести, податливо раскрывая рот и впуская его язык. Дразнит и играется, льнет к рукам, разжигая желание обладать ей безраздельно и посылая тысячи искр по ставшей вдруг очень чувствительной коже. Не прерывая поцелуя, они двигаются в сторону кресла, в котором Такао обычно читает или пьет, но никак не трахается, предпочитая комфортную кровать.
Мэй легко толкает его в грудь, заставляя упасть в кресло, и отходит на пару шагов назад; оглядывает, довольная состоянием, в которое привела его буквально парой горячих поцелуев.
Мэй вскидывает руки и плавно кружится, позволяя рассмотреть свое тело, оглаживает свои плечи и грудь, спускается к бедрам. Здесь, в тишине собственной квартиры, Такао ощущает ее танец гораздо острее и интимнее, хотя Мэй все еще одета в противовес тому, как раздевалась до узкой полоски трусиков вчера в клубе. Такао откидывается в кресле и наслаждается открывающимся ему видом. Мэй легко, почти играюче стягивает с себя майку и узкую юбку и остается в кружевном белье, которое больше подчеркивает, чем скрывает.
— Великолепна, — с восхищением выдыхает Такао, чувствуя, как собственный член упирается в молнию на брюках.
Мэй победно усмехается и посылает ему воздушный поцелуй, после чего изгибается, будто настоящая лисица-кицунэ, завлекающая случайного путника в свои колдовские путы. Она настолько чувствует пространство, что ей даже не нужна музыка, чтобы ловить ритм прямо из воздуха и двигаться, подчиняясь одной ей ведомой мелодии. Это красиво, и это завораживает Такао настолько, что он невольно подается чуть вперед, стараясь не упустить ни одного движения.