Краеугольный камень

Позже, когда солнце сядет за горизонт, а в небе загорятся тысячи звезд, а морпехи, наконец, примут скудный душ и отужинают, Стив скажет Эбби: «Да, ты моя наводчица. И не нужно этих дурацких усмешек. Ты та, за кем я иду. Видишь Полярную звезду в небе? Ты – моя Полярная звезда».

Не встретив отклика ни в одном из парней, капеллан сдался. Он сел на песок, сложив ноги по-турецки, и отложил свою потрепанную Библию. Капеллан батальона лейтенант Майкл Перселл был новичком. Ему не доводилось бывать в эпицентре боевых действий, за весь срок службы ему так и не пришлось стрелять в людей. Он, в отличие от всех остальных, об этом не сожалел. О чем и сказал Стиву во время единственного и непродолжительного разговора. Он сокрушался, что морпехи с легкостью думали и говорили о лишении человека жизни. В первые дни Перселл был в бешенстве, но со временем привык. Стив так и не понял мотивов высших чинов, приславших этого причетника в Ирак, но и спорить не стал, потому что спорить с полковником Миллиганом было невозможно.

Морпехи ступали словно по тонкому стеклу, состоящему из нравственности и морали, пока шли по Ираку. Они охотились на невидимых врагов, которые сидели в своих укрытиях в гражданской одежде на тоннах самодельных взрывных устройств и оружия, поэтому стрельбу вести приходилось по населенной местности. Иногда Стиву казалось, что убийства и смерти мирных превосходили по своему размаху уничтожение боевиков и членов террористических группировок. Сержант Хэммонд был уверен, что не он один пришел к этой мысли, но он так и не услышал сожалений сослуживцев по этому поводу. От того и решил, что нахождение в лагере капеллана бессмысленно.

Полковник Миллиган считал иначе. Им так и не посчастливилось узнать, во что же верит полковник, атрибутов верующего католика на нем не было. По уставу капеллан был безоговорочным приложением к каждому батальону, а то, что полковник чтил устав, было очевидно. Иногда морпехи ненавидели полковника Уильяма Миллигана за его непреклонную, маниакальную одержимость стандартами выправки, но все же относились к нему с уважением. За время командования Миллигана их потери не превышали потери врага. Он не бросал своих подчиненных в пекло, осторожно и с умом подходил к выбору из офицерского состава взводных лейтенантов и ротных капитанов. Его уважали за то, что раненых эвакуировали с поля боя молниеносно. За то, что он лично выбивал из правительства все для тех, кто с войны вернулся инвалидом или для семей тех, кто из Ирака не вернулся вовсе. Уильям Миллиган был человеком совестливым и справедливым, и это было еще одной причиной, почему парни из первого разведбатальона его уважали. Иногда полковник Миллиган становился катализатором накопившегося у морпехов раздражения, потому что он был человеком очень принципиальным. Он требовал, чтобы все бойцы званием ниже сержанта отдела носили определенные нормами стрижки и брили свои лица, как полагалось по уставу, от чего у военнослужащих без необходимых средств гигиены и регулярного душа появлялось раздражение на коже и прыщи. Он настаивал, чтобы главный сержант Браун-Финдли (которого парни иронично прозвали сержантом Хартманом, за поразительное сходство с героем фильма Стэнли Кубрика13) следил за тем, чтобы все морпехи тщательно ухаживали за формой и чистили оружие, как полагалось. Иногда парни думали, что если не вражеская пуля, то их убьет щепетильность полковника к армейской муштре, на что тот отвечал: «Если вызвался на войну, будь готов к тому, что тебя попытаются убить».

Выполнять настояния полковника и слушать проповедь капеллана во время непродолжительного отдыха никто из них не хотел. Ради того, чтобы не делать этого, многие католики прикидывались атеистами. Никто из них не спал более четырех часов за ночь, с тех пор как началась смена. Продовольственный рацион оскудел после того, как грузовик снабжения подорвался на СВУ14 в пригороде Багдада. Воды, как питьевой, так и технической, всегда не хватало, но никто не жаловался. Морпехи не жаловались, что их ботинки были такими грубыми и неудобными, что, когда впервые за несколько дней они их сняли, у большинства ноги напоминали кровавое месиво, мозоли загноились, а травмированные ногти почернели и отслоились. Так же, как не жаловались на постоянную антисанитарию, простуду и на воспаленные от недосыпа и бесконечных песчаных бурь глаза. Морпехи смиренно принимали все, что на них обрушивалось, границы их долготерпения стоически выдерживали все неудобства, они действительно были готовы к тому, что их попытаются убить. Поэтому они принимали все, кроме, пожалуй, надобности слушать проповеди.