Показалась Ольга Барашкова. Ее маленькая аккуратная фигурка мялась на пороге. Она уставилась на Тоцкого, прикусив губу.
– Чего тебе?
– Извините, Сергей Сергеевич. Я, кажется, листики перепутала и проверочную работу по ошибке не сдала.
– Клади в стопку к остальным, – Тоцкий снова уткнулся в контрольные.
Ольга подошла к нему, неуверенно положила листок и продолжила стоять, переминаясь с ноги на ногу.
– Вы не находили… – она пробежалась взглядом по партам, – я тут…
– Еще что-то? – поднял голову Тоцкий.
– Нет, это все, – обреченно выдохнула она и нетвердым шагом вышла из класса, оглядываясь, словно что-то забыла или потеряла.
Едва за ней закрылась дверь, он взял ее листок и сверил почерк. Без сомнений, писалось одним человеком.
Тоцкий проверил работу и признал, что с математикой у Барашковой дела обстоят на порядок хуже стихов. Он подчеркнул красным цветом ошибки. Получалось максимум на троечку. Ручка, покачиваясь, зависла над бумагой.
Он еще раз перечитал стихотворение. Поставил четверку с минусом и вложил в листок с работой.
17.
Саня приволок чучело зайца, как и обещал. Чтобы дотащить, засунул в большой пакет и перемотал липкой лентой, стараясь не повредить по пути к институту. Как назло, день выдался ветреный, и пакет норовил вырваться из рук. На охране потребовали показать содержимое, посмотрели на торчащие уши, поулыбались и с шутками пропустили.
– Заяц получился, как живой, – согласился Тальберг, глядя чучелу в черные глаза. – Но я просил не приносить его сюда.
– Дмитрий Борисович, – обиделся Саня. – Это же память.
– Кольцов увидит и покажет нам с тобой такую «память», что и без зайца долго не забудешь, – проворчал Тальберг для проформы. Чучело ему понравилось.
У Сани улучшилось настроение. Он последние дни бродил по лаборатории с видом живого трупа и отказывался обедать, ссылаясь на внезапное несварение.
Тальберг попытался ненавязчиво разузнать, все ли в порядке, но Саня отвечал, что лучше не бывает и беспокоиться не о чем.
– Ты мою жену напоминаешь, – сказал Тальберг, отчаявшись выпытать причину внезапной хандры.
– Почему? – обиделся Саня.
– У нее тоже всегда все хорошо, а на самой лица нет.
Саня не придумал, как отреагировать, и просто промолчал, – чучело непостижимым образом улучшало настроение и на корню пресекало желание обижаться. Он долго бегал с ним по лаборатории, пытаясь подобрать такое место, где бы оно смотрелось наиболее выигрышно, но везде что-то мешало – то зайца видно не было, то он стоять не хотел, то ракурс оказывался неудачным.
– Что ты носишься с ним, как дурень со ступой, – не выдержал Тальберг. – Поставь на полку среди справочников, и пусть стоит, пыль собирает.
Саня поставил, но половину книг пришлось переставить в книжный шкаф.
– Ему отдельную подставку надо, – посетовал он. – Но и так смотрится неплохо.
– Угу, – подтвердил Тальберг. – Теперь у нас есть чучело зайца-суицидника, и мы будем им гордиться.
– Надо ему имя придумать. Такой зверь не может оставаться безымянным.
– Зайценит?
– Я серьезно, – отмахнулся Саня. – Пусть будет Олег.
– Почему Олег?
– Имя хорошее.
– Аргумент, – согласился Тальберг. – У нас в группе именно по этому принципу семь человек будет.
Он посмотрел на радостного Саню и посоветовал:
– Ты еще у своего таксидермиста табличку закажи, болтиками прикрутишь к подставке. А на ней надпись «Заяц Олег», дата смерти и приписка «погиб, пожертвовав жизнью ради науки».
Саня на шутку решил не реагировать, отметив, однако, что для визуальной завершенности таблички и впрямь не хватает.
Тальберг погрузился в недра новой установки, которую они начали собирать после торжественной демонстрации старой. Часть деталей осталась еще со сборки первого экземпляра, а остальные заказывали в институтской мастерской по чертежам.
Тальберг выбрался из металлического скелета установки, достал чертежные принадлежности и погрузился в расчеты, на ходу внося корректировки в старые размеры. Укололся циркулем и зашипел проклятия, засунув палец в рот.
– Спирт в аптечке, я на раскопки, – сообщил Саня, надевая куртку потеплее. За окном ветер гнул деревья.
«Раскопками» называли добычу краенита, продолжавшуюся, несмотря на официальное заявление Кольцова в местной газете о приостановке работ по Краю. Краепоклонники не поверили и продолжали стоять с плакатами, но уже не каждый день, а дважды в неделю по графику – во вторник и четверг.
Во избежание возможного инцидента занимались усиленной конспирацией – Безуглый для поездок выделял охранника, отвечающего за сопровождение «раскопок». Установку загружали в автобус тайком ото всех во внутреннем дворе, куда доступ осуществлялся по пропускам.
Микроавтобус сперва катался кругами по городу и лишь затем отправлялся к Краю, причем место добычи постоянно менялось. Иной раз ездили по часу окольными путями, чтобы остаться незамеченными. Помогала конспирации и мгновенная регенерация стены. На каменистом грунте не оставалось следов от протекторов, и доказать факт добычи становилось проблематично.