Край

Закончились уроки. Тоцкий сел за учительский стол и замер, вытянув шею и высматривая в окно, как школьники сыплются из школы и разбегаются по домам – кто стремглав, кто медленно, прогулочным шагом, пиная ранец и общаясь с друзьями. Как выходила Барашкова, он не заметил, и неожиданно испытал разочарование, не увидев среди других школьников ее мелкую аккуратную фигурку на крыльце.

«Вот прицепилась, прямо наваждение какое-то», – подумал Тоцкий и потряс головой, чтобы прогнать ненужную рефлексию. Он попытался сосредоточиться на проверке контрольных одиннадцатого «А», но мысли не хотели концентрироваться на интегралах и производных, а вместо этого норовили ускакать куда-то вдаль, где тепло, солнечно и растут пальмы.

Он словил себя на том, что в шестой раз читает одну и ту же работу Светки Сердюковой и не может выловить ошибки и поставить оценку. В наличии ошибок у Сердюковой он ни секунды не сомневался, и никогда такого не бывало, чтобы она что-нибудь не перепутала: плюс – с минусом, деление – с умножением, а геометрию – с алгеброй.

«Да что ж такое-то?» – подумал он. Закрыл контрольные, сложил в аккуратную стопочку и сунул в пакет, чтобы проверить дома за чашкой кофе.

Тоцкий запер кабинет, поздоровался в коридоре с Зоей Павловной, преподававшей домоводство и рисование. Он знал, школьники между собой кличут ее по первым буквам имени-отчества – ЗоПа. Да что дети – он сам мысленно только так ее и называл, испытывая к ней ярко выраженную неприязнь. Зоя Павловна пренепременно считала своим долгом влезть в любую щель и высказать авторитетное мнение, с которым обязательно требовалось считаться.

– Здрасьте, – он ощущал желание стать невидимой крошечной букашкой, на которую Зоя Павловна не обратит внимания, и пытался вспомнить, не совершил ли чего предосудительного.

– Здравствуйте, – угрожающе ответила она на приветствие и взглянула так, словно припоминала, что бы такого нехорошего сказать.

Тоцкий опустил взор и ринулся на улицу, передвигаясь вдоль стены, пока Зоя Павловна не нашла повод прицепиться.

Он пробрался к выходу и вышел на крыльцо, держа в руках пакет с контрольными – раньше он ходил с большим коричневым портфелем, но как-то он увидел себя в зеркале и подумал, что так и до нашивок на локтях недалеко, и портфель забросил на антресоли. Он не оставлял попыток распрощаться с карьерой школьного учителя и продолжал рассылать резюме, хотя и безрезультатно.

– Сергей Сергеевич! – позвал голос.

У крыльца стояла Барашкова, держась за лямки декоративного рюкзачка, в который нельзя сложить больше трех тетрадок за раз.

– Что тебе? – вздохнул Тоцкий, оглядываясь по сторонам, нет ли кого поблизости.

– Сергей Сергеевич… – Ольга замялась.

– Ну, Барашкова, говори, не томи. Мне еще дома ваши контрольные проверять, а у вас такая ерунда написана.

– Я как раз по этому поводу. Расскажу по пути.

Они пошли к калитке. Тоцкий подумал, что со стороны они выглядят подозрительно. Ничего предосудительного в этом теоретически не было, но чувствовал он себя отвратительно.

Он шел рядом с Барашковой, раскачивая на ходу пакетом и постоянно оглядываясь, словно выслеживал, не подглядывает ли кто за ними. Он взглянул на здание школы, и взгляд зацепился за одно из окон, откуда на ними наблюдала Зоя Павловна. Ее прищуренные острые глазки буравили их спины. Тоцкий вздрогнул.

«Да что ж за день такой!» – подумал он, представляя, что Зоя Павловна успеет себе надумать. Вряд ли что-то хорошее. По отношению ко всем у нее действовала строгая презумпция виновности, в соответствии с которой единственным непогрешимым человеком на земле являлась только она сама. Остальное человечество погрязло в разврате и страдало от недостатков, в избавлении от которых и заключалось ее призвание. Она искренне верила, что делает чрезвычайно необходимое и важное дело, сообщая обо всем куда надо. Самые отвратительные, неприятные, грубые и невежественные люди из тех, что встречались Тоцкому, почему-то норовили учить всех нравственности, сами ничуть ею не обладая.

До калитки шли молча.

– Говори, Барашкова, что у тебя, – он смирился с грядущей лекцией от Зои Павловны.

– Я… У меня… – Ольга продолжала покусывать губу, и он распереживался, что еще немного, и прокусит насквозь. – У меня с математикой проблемы.

– Я заметил. Хотя домашние задания у тебя почему-то получаются неплохо.

– Это папа, – сказала Ольга. – Он в институте работает и эти интегралы одной левой…

– Пусть и позанимается с тобой, если так хорошо разбирается.

– Он работой занят, – пояснила Ольга. – Решить все может, а объяснить, почему и как, терпения не хватает – он сразу нервничает.

«Не удивительно», подумал Тоцкий, которого подобное ощущение не покидало на каждом уроке любого класса на любой теме. Правильно говорит Иван Иванович, тут нужно вырабатывать в себе терпение в огромных количествах, чтобы не сорваться и не заорать «Что же вы никак не поймете элементарных вещей!»

Они продолжали идти. Так как рабочий день еще не закончился, прохожие на улицах встречались редко, что не могло не радовать.