Край без Короля или Могу копать, могу не копать

— Не помню уже, — отозвался Дикиней. — То ли за два бочонка патоки, то ли за какую другую сласть. У Быкки-то в Мокрети таких припасов полно осталось, это все остальные с собой только необходимое везли.

— Да, Ветер, ты что, не слышал? — подтвердил Сегерих. — Быкка сам не жирует и домашним своим не позволяет, а вот если кому приспичит вина или там мёда, или ещё чего этакого —тот идёт к Быккинсам и кланяется им. Авгис Кривоногий дочку замуж выдавал недавно, так Быкка за бочку вина с него закладную на поле взял.

— Э, как оно... — хмыкнул Ветерих и зашагал прочь с опушки леса, поправив по дороге один из кольев с надетой сверху бородатой головой. Снег скрипел под обутыми в валенки ногами хоббита. — А как старейшины?

— А что старейшины? — Сегерих прошёл между двумя заснеженными кустами, не задевая веток; Дикиней и Ветер последовали его примеру: теперь для всякого большеца, что заглянет на опушку до следующего снегопада — а зима выдалась снежная — следы хоббитов таинственно пропадут в кустах.

— Старейшины ворчат и пытаются запретить эти сделки, — продолжал Сегерих, — только у них не очень получается.

— Они что, не верят, что мы вернёмся, я не понимаю? — раздосадованно покачал головой Ветерих. — Стараешься тут, как Дикиней сказал, головы на кольях ставишь, а они думают, что нет больше Шира?

— Тут ещё заводянские страхов порассказывали,— пояснил Дикиней, — Да и наши риворы любят перед девушками покрасоваться, рассказать, какие большецы страшные, да сколько они уже нор поразоряли, — он многозначительно поглядел на Сегериха, но Сегерих тотчас отвернулся в сторону и замурлыкал песенку,— вот многие и думают, что будем всегда в лесу сидеть. И Быкку ещё старым дурнем называют.

В тишине зимнего леса раздался звук рога, три отрывистых ноты.

— Это на стоянке! — воскликнул Ветер. — Трубят тревогу!

Хриплый, низкий, протяжный рёв прервал его слова. Через лес прямо на троих хоббитов шли два огромных оленя. Плоские, похожие на обращённые вверх громадные ладони, рога, тяжёлые горбоносые морды —таких оленей никогда прежде не видывали в Шире. По сравнению с обычными пятнистыми оленями эти выглядели как большецы по сравнению с хоббитами.

На спинах оленей сидели кажущиеся до смешного маленькими большецы с копьями в руках и луками за плечами.

— Прячьтесь, парни! — велел Ветер, а сам пустился бежать, размахивая руками. Краем глаза он успел заметить ныряющего в сугроб Дикки, а дальше ему стало уже не до того —перед глазами замелькали ветки, кусты, заснеженный бурелом, а сзади надрывно ревел чудовищный олень, дышал в спину. Бежать по снегу было неудобно, и Ветер знал, что его догонят, но нужно было бежать, чтобы отвести большецов от Сегериха и Дикинея.

Большец, спрыгнул со спины ужасного скакуна и сбил Ветера с ног, навалился сверху, перехватил руку с ножом.

— Нъшълысь, ‘бью! — рявкнул он на северном наречии.

Ветер не шевелился. Ему связали за спиной руки, чем-то жёстким заткнули рот. Один из большецов подхватил его и бросил, словно тюк, на спину своему оленю.

После нескольких часов тряски на вонючей оленьей спине Ветер почувствовал, что движение наконец прекратилось. Ангмарский воин подхватил хоббита за плечи и поставил в снег.

Чужой шатёр стоял между широких холмов; чужой шатёр с чужим значком на шесте — равносторонний крест, и с каждого конца вырезано по треугольнику. Ещё три громадных оленя были привязаны возле шатра. Неподалёку у костерка сидели четыре большеца, одетые так же, как те, что привезли Ветера — в плащи из толстого серого сукна.

Полог шатра откинулся, и из глубины шатра вышел невысокий большец в блестящих доспехах и меховой накидке. Один из оленьих всадников сказал что-то на северном языке, быстро и неразборчиво.

— Здравствуй, половинец, — на хорошем Западном дружелюбно промолвил вышедший из шатра.— Очень рад тебя видеть. Выньте кляп, — бросил он привезшим Ветера воинам.

— Очень рад видеть! — прохрипел пересохшим ртом Ветер.— Как раз время обеда. Мясца захотел, пузо большецкое? Как готовить-то будешь? Поджаришь? Сваришь? Сырьём съешь? Не подавись смотри, я спереду костистый, а сзаду...

Ему снова сунули в рот кляп, подхватили сзади и внесли в шатёр. В шатре было тепло, сумрачно, и пахло душистым дымом, идущим от трёхногой жаровни. Шкуры неведомых зверей лежали на полу и пахли слегка менее душисто — в этом Ветер убедился, когда его положили на них лицом вниз. Большец присел рядом.

— Сейчас я вытащу кляп, — сказал он, — и развяжу тебе руки. Я не собираюсь есть тебя ни в каком виде, не собираюсь убивать тебя или причинять тебе вред. Я не враг тебе и твоим, и хочу, чтобы ты это понял. Кивни головой, если понял.

Ветер кивнул головой. Большец продолжал говорить, вытаскивая кляп.

— Я хотел бы знать, почему ты решил, что тебя хотят съесть. Ты слышал рассказы о людоедах-орках?

— Рассказы? — издевательски спросил Ветер.

— Про орков рассказывают всякое, — большец, видно, принял вопрос за чистую монету,— но в Андан-маа никто не ест мяса разумных существ. Вот, я развязываю тебе руки. Не беги и не пытайся напасть на меня. Я не враг.