Край безоблачной ясности

а посредине в пустоте, мое неистовое сердце

а на другом берегу вы, господа, вожделеющие благосостояния и славы, — я, мы, вы, только не ты, только не третий, — и вы, которым посчастливилось не быть тобой, которые могли бы быть — для этого было бы достаточно по воле случая родиться в другое время, в другой семье! — тем же носильщиком, тем же нищим, но оказались немногими избранными в этом царстве нопаля; вы, путешествующие и фланирующие, имеющие имя и блестящую будущность, и вы, идущие в гору и скатывающиеся под уклон, и вы, прокладывающие шоссе и строящие домны, основывающие анонимные общества и консорциумы, заседающие в административных советах вместе с мистером Я-вложил-в-это-дело-свои-денежки и мистером Здесь-я-хозяин, и вы, спешащие из Жокей-клуба в «Версаль», в ночной бар, в яхт-клуб, в penthouse дона Лижите-мне-зад, на асьенду дона Пыль-в-глаза, и вы, наводящие косметический блеск на лицо, подставляющие телеса массажисткам и соблазнительно аранжирующие грудь, и вы, прогуливающиеся со своим альфонсом и своим пуделем, и вы, выписывающие из-за границы отрезы бристоля, и вы, разъезжающие в серебристой «альфа ромеро» с хромированной арматурой и кожаными сиденьями, и вы, сидящие в ложах первого яруса, и вы, приятели короля серы и королевы бибопа, и вы, важные господа, к которым все обращаются почтительно, не позволяя себе никакой фамильярности, и вы, перед которыми распахнут весь мир, и вы, для которых биде и лосьоны непременные предметы обихода, и вы, имеющие имя, громкое имя, и прославленных предков — «Можно вести родословную и от Кортеса, и от Куаутемока!», «Руис де Аларкон родился в Мексике!» — и все такое прочее, вы, дон Я-к-вашим-услугам и донья Будьте-как-дома, мистер Очень-приятно и мисс Позвольте-поцеловать-вас-в-зад, вы, учтивые и просвещенные: ничего, прошу вас, после вас, действительное избирательное право и никакого переизбрания!

И нам снилась речь, и слова скопились у нас на острие кинжала и прозвучали в хохоте ракеты; он сказал: «Мой нос блестит издалека, как луна, трон у меня серебряный, и когда я выхожу, лик земли озаряется», — и ему ответили из домов на пирамидах, и из жилища рыб появились желтые початки маиса и белые початки, но в ночи, когда гаснут неоновые трубки и люди жмутся к собакам и ищут пишу, где можно притулиться и прикорнуть, накрывшись куском брезента или газетами, слышится: «Посмотри на нас, послушай нас, не покидай нас, не лишай нас своей защиты и поддержки, не дай нам остаться сиротами без роду и племени, посвяти нас в древнюю тайну, подними покрывало, открой нам свой древний лик, прародительница зари», и ее двойник отвечает: «Пусть рабами будут слова, рабами деревья, рабами камни, но в те времена у них в каждом сочленении был рот, и они всеми заглатывали пищу, а когда рождался ребенок, мать умирала, и ребенка, ему на счастье, растили змеи, а священные кости его матери уносили четыреста зайцев». Вот что говорили голоса, и голоса разносились по воздуху, и голоса были щитом из орлиных перьев и копьем из бирюзы, а у матери, как известно, есть лицо, которое она скрывает под маской, и под ее эгидой дети могут приносить цветы туда, где курится дым, и все голоса поют одновременно и отзываются в горах, и в крыльях колибри, и в когтях тигра, и в обтесанном камне; поют лодки на бирюзовом озере, каменные ступеньки и намасленные волосы, поют, что мы родились не для того, чтобы жить, а для того, чтобы спать и видеть сны; поют разом все голоса, но орел выклевал у поющих язык, и камень почернел от огня, и раздались звуки труб, и крики, и свистки, и в последний раз султаны и золотые значки поднялись над городом, умершим с восставшим фаллосом и беззвучным стоном, и тогда наступило время оспы и чумы, время, когда вырывали золото из могил, и бежали в горы, и искали прибежища в лесах, и спускались в шахту, и, грызя удила, покорялись узде, время, когда те, что носили камзолы и колеты, властвовали, а бедные и босые не смели роптать: жребий был брошен, и, орел ли то или решка, монета легла той стороною кверху, где выбиты погонщики мулов и гачупины, клирики и сутяги, золоченые фестоны и фризы с каннелюрами; и вот появляется огромный рынок, куда тянутся нити из Камбре и Скифии, из Макона и с Явы, базарная площадь, где заключают сделки и служат молебны, читают проповеди и устраивают гулянья, щеголяют в рубище и в парче, новый узел человеческих связей, гнездилище судейских, сикофантов, сборщиков налогов, городских советников, оплот короны (бесполезный против судьбы), улов того, кто закинул сеть в Санлукаре, пристанище бездельников и черных сутан, к которым принадлежал и неисправимый еретик, обманувший доверие церковных и светских властей, с чьим именем связаны знаменательные события, трагические и незабываемые

потому что старец хотел только свободы для рабов

потому что его ученик, орел, осаждаемый стервятниками, хотел только более справедливого общественного устройства и счастья для всех