Край безоблачной ясности

потому что Лейн находится уже в долине Месилья, Раусе-Бульбон в Гуайямосе, а Его Светлейшее Высочество издает декрет, в котором указывается, в каких случаях государственные советники имеют право носить жезл, и предписание, согласно которому одевать своих слуг в желтую ливрею дозволяется только членам кабинета; и прибывают суда, нагруженные сундуками возвращающихся кавалеров ордена Гвадалупе, и продаются и покупаются посты губернаторов и начальников военных округов, и полькос продолжают танцевать, и уже находятся люди, которые ссужают деньги под залог имуществ духовенства, а потом прибирают их к рукам, и тогда снова — темные лица, окровавленные знамена, вырвавшиеся из безмолвия слова, сверкающие глаза: Аютла. Занавес опустился, карнавал кончился, но надо еще оплатить издержки: мятеж в Такубайе, головы Окампо и Сантоса Дегольядо, зверства Маркеса, а тем временем в народную толпу, подобную сухой, заскорузлой, бурой земле, проникали слова: все имущество клира должно перейти во владение нации, провести полное отделение церкви от государства, созывается учредительный конгресс с тем, чтобы он свободным волеизъявлением дал нации новое общественное устройство в форме представительной демократической республики, тогда как другие слова, полные раболепства, возносятся к трону: корона императора Мексики предлагается (non ti fidare[209]) его императорскому и королевскому высочеству (torna al castello[210]) эрцгерцогу Фердинанду Максимилиану (trono putrido di Montezuma[211]) в наследственное владение (nappo gallico pieno di spuma[212]), а индеец из Гуэлатао в черном плаще и высокой черной шляпе колесит по потрескавшейся от засухи и опаленной порохом земле, по пустыням, ощетинившимся зелеными колючками, по горам, похожим на сжатый кулак, а в Чапультепеке в это время решают, что капеллан ни под каким видом не должен обращаться к императору и императрице в дворцовой часовне, что директор дворцового оркестра в случае найма музыкантов обязан представлять их кандидатуры на одобрение императора, что в императорском доме будет малый двор и большой двор, а кроме того, военная свита, что на церемонию посвящения в кардинальский сан фрейлинам и придворным дамам надлежит являться в декольтированных платьях с лентой св. Карлоса и вензелем императрицы, и решают — пусть и дальше падают тела под картечью Базена и Дюпена, пусть не высыхает в Мексике, никогда не высыхает море крови, не иссякает единственная вечная река, которая разливается по Тьеррас-Кальентес и пыльному плоскогорью, всегда полноводная под яростным солнцем, но также решают (с затаенной скорбью), что национальный траур будет объявляться (они уже предчувствуют поражение) только по случаю смерти императора или императрицы Мексики (прощай, мама Шарлотта), и в продолжение оного дворцовые канцелярии должны запечатывать исходящие черным сургучом, и она уже знает: «Мне не следовало бесчестить кровь Бурбонов, унижаясь перед этим проходимцем Бонапартом!», а он думает: «Я не выпущу кормила из рук, пока не пролью до последней капли всю кровь ради защиты нации!» Доблестный генерал Маркес, любезный генерал Мирамон, бесстрашный генерал Мехиа, патриотичный генерал Видаурри против двадцати пяти тысяч безымянных людей, которые движутся вдоль берегов Сан-Хуана и окружают Керетаро, зачем ты покинул благословенные края там, за морем, где жил со своей Шарлоттой, зачем ты бросил вызов индейцу Хуаресу, который не оскорблял твоей нации, 19 июня 1867-го, семь часов пять минут утра, памятный Холм Колоколов, слуга бежит погасить огонь, который загорелся от вспышки пороха в момент залпа и от которого уже затлел сюртук расстрелянного, так окончился жизненный путь этого сына Европы, повинного в кровавых драмах, которые никогда не изгладятся на страницах истории, напрасно твоя благородная супруга отправилась в Париж, она лишь испытала унижение, когда от нее отмахнулся Наполеон, напрасно несчастная отправилась в Ватикан, она лишь лишилась рассудка, а потом набальзамированный труп с черными, как у святой девы Керетаросской, глазами, безволосый после того, как его погрузили в бак с мышьяком, почернелый от впрыскиваний хлористого цинка, поднимают на палубу «Новары»,