Край бокала

— Она не ваша, чтобы ее увозить.

— Она принадлежит Шериданам.

— Она принадлежит моей матери.

— Ваша мать была из семьи Шеридан, мисс д'Арси.

Его слова подействовали на меня как удар. Подобно Мэри, мне трудно было принять то обстоятельство, что Бланш могла скрыть от меня нечто важное. Я всегда принимала на веру ее слова, что ни у нее самой, ни у отца в Ирландии не было никакого семейного достояния. Я также знала, что до брака с моим отцом она носила фамилию Финдлей. Поэтому ответила собеседнику:

— Вы ошибаетесь или лжете.

— Заверяю вас, я не ошибаюсь и не лгу. Но вам не обязательно брать мои слова на веру, вы можете все разузнать сами. Шериданы и по сей день живут там. Не могу сказать, чтобы они вас ждали, но все же вы нужны им. И мне кажется, что теперь и они вам нужны тоже.

И тут я услышала, к своему изумлению, что он положил трубку.

— Постойте! — воскликнула я, но услышала только гудки. Примерно через минуту телефон зазвонил снова. Я, конечно, знала, кто это, и сразу начала: — Подождите минутку. А как же...

— Забыл вам сказать, — перебил он, — что я не украл каллоденскую чашу. Я оставил вам чек в ящике стола. Конечно, сумма меньше, чем могли бы дать на аукционе, но это все деньги, которые есть на моем счете. Остальные я буду вам должен.

— Вы испытываете судьбу. Вы же могли попасть в тюрьму...

— Ну что поделаешь. То, что я вам позвонил, тоже ведь было риском с моей стороны. Я уезжаю с чашей в Ирландию. Я поклялся, что больше не вернусь туда. Но эта чаша и вы заставили меня изменить решение.

— Но почему же...

— До свидания, мисс д'Арси. Надеюсь, увидимся в Ирландии. — И он снова положил трубку.

На этот раз я не стала ждать звонка, а спустилась в магазин. В первом ящике стола на бумагах действительно лежал чек на полторы тысячи фунтов. Я долго пыталась разобрать подпись, сделанную небрежно, и, наконец, прочла: «Брендан Кэролл».

Я сварила себе кофе, полный кофейник, открыла новую пачку сигарет и уселась на диване у камина, положив перед собой шляпную коробку, которая служила нам семейным «сейфом» для документов. Не могу точно сказать, когда появилась у нас эта коробка фирмы «Лок и К°». Мне было девять, когда мой отец, журналист, погиб в автомобильной катастрофе в Корее. От Бланш я знала, что он не был человеком, любившим подобные модные фирмы. Наша квартира над магазином была обычно полна гостей (в основном это были его товарищи-журналисты). Отец носил немодные и не очень дорогие костюмы, и среди его друзей франтов не было. Это был добрый человек, умевший заразительно смеяться. Таким он мне запомнился с детства. Помню также, какой замкнутой и необщительной стала Бланш, когда он ушел из жизни. Эта коробка едва ли имела к нему отношение.

А заняться ею пришлось потому, что мне нужно было достать паспорт для поездки в Испанию, но главным образом потому, что я надеялась найти там какие-то свидетельства, подкрепляющие слова этого Кэролла обо мне и Бланш. С тех пор как не стало Бланш, я почти не касалась этой коробки, только положила туда свидетельство о смерти, ее завещание и страховой полис. Я как будто заново пережила шок и боль, испытанные в тот день, когда я пришла с работы и застала Бланш в кресле без чувств, а эта шляпная коробка стояла рядом. Болезнь ее развивалась быстро, медсестра приходила три раза в день делать уколы, а потом ее отвезли в клинику, и она после этого редко приходила в себя. Возможно, в тот день она и хотела сказать мне что-то про свои бумаги, но не смогла это сделать, и коробка была в спешке убрана в комод. Теперь я достала ее и неохотно открыла. Если где-то и могут быть какие-либо сведения о семье Бланш, то только здесь.

Деловые бумаги были перемешаны с личными. Разбирая их, я нашла пачку писем из Кореи от моего отца к Бланш. Мне больно было видеть эти письма теперь. Некоторые из них мне случалось просматривать, хотя я чувствовала, что вторгаюсь в чужую жизнь. Конечно, они любили друг друга, это было понятно и ребенку, но до этого я не знала, каксильно они любили друг друга. Письма я отложила в сторону. Потом мне попались фотографии отца, некоторые из которых Бланш мне показывала прежде. Я поразилась, как была похожа на него. На одной из карточек были запечатлены они оба. Бланш говорила, что она сделана сразу после свадьбы. Сейчас меня поразила мысль, что их семейная история начиналась с 1940-х годов. Не было бумаг, связанных с более ранним временем, ни детских фотографий, ни фотоснимков родителей, братьев, сестер. Бланш говорила, что от ирландского периода ничего не сохранилось, а у отца имелись какие-то двоюродные братья или сестры в Бостоне, с которыми он не встречался.