Край, где Кончается радуга

Но Ларик завелся с полоборота и принялся рассказывать и расписывать чудеса и прелести, которые скрыты за южными горами и южной степью, теплынь и завались настоящей жратвы, и это снова были сказки про луну из швейцарского сыра и землю из земляничного торта, каких Вест уже наслушался от таких же вот безномерных и неприкаянных, откопавших, трясясь от бессознательного ужаса, на Пустоши ржавый автомат и вообразивших себе, что теперь они – что хочу, то и ворочу. На деле всего-то они могли легко перебарывать или совсем не ощущали заложенный в вокерах вообще понуждающий импульс к работе, и к работе именно коллективной, а никак не индивидуальной, и посему записаны были в безномерные, как диктовалось то Уложениями, ни малейших отклонений не признающими. Но все равно оставались они вокерами в сути своей, сами не подозревая, отчего Пустошь внушает им такой страх. А между тем причина состояла в физиологической невозможности существования отделенной от других особи. Вест долго вспоминал и наконец вспомнил слово – экстравертность. Насаждаемая экстравертность, экстравертность обязательная, как воздух, как сама жизнь, подмена социологии физиологией, физиология как общественная наука… У Веста язык чесался назвать все это муравейником, но это значило бы погрешить против истины. Нет, все-таки общество. Нет, все-таки не особи, а индивидуумы. Может быть, именно они, безномерные, которые здесь становятся бандитами, которым уготовано быть бандитами, потому что, изуродовав в них Человеческое, их не сделали даже полноценными вокерами, – они-то и несут еще в себе какие-то крохи, еще что-то способное повернуть вспять, к Человеку. Но почему-то совсем не воодушевляет, что, оказалось, человеческое в человеке не истребить даже таким страшным способом. Потому, наверное, что им это уже не надо, они уже забыли, забыли, не создав своего, и значит, нет здесь народа, и никто не пойдет на баррикады…

И значит, Гату Наум ликвидировал зря? – подумал Вест и невесело засмеялся. Нет, Наум ничего не делает зря…

Город. Заброшенный особняк

Еще через один поворот впереди завиднелся свет, и Вест почувствовал, как Пэл придержал его руку. Ловкие пальцы надели на запястье электрический браслет, голос бестелесно прошептал в ухо: таймер, Вест покивал. Как договорились, шепнул голос, будь осторожнее, мало ли что. А вообще-то не беспокойся, здесь вряд ли чего есть. Вест опять покивал, пошел один, нащупывая ногой дорогу.

Значит, не думать о белой обезьяне? Не думать о белой обезьяне, не думать о белой, о белой… о, это мысль, начнем думать именно о белой обезьяне. Вот она вся шерстяная, белоснежная, с красными альбиносьими глазами… гиббон. Н-да, господа мои Стража! Нет, не пресловутое чтение мыслей, это все легенды, не бывает, но что одна из разновидностей психоволновой слежки, это точно. Названьице-то какое – “гадюка”, а и впрямь на змейку смахивает, не разглядел я тогда у Наума… Быть может, и управление психикой? Быть может, быть может, продолжительностью жизни же управляете, хотя я и не понимаю, как это вообще возможно, да и никто не понимает, и не должен, по идее, – тайна тайн. Просто – живут. Кто поплоше и не задумываются, кто поухватистей готовы из собственной кожи вылезти, лишь бы накинули пару добавочных годков, чего, кстати, сравнительно несложно добиться. Или какие опасные работы, или сунуть кому надо, а то – в агенты Управления.

Он остановился за стенкой с амбразурой, из которой и проникал в коридор узкий, как лезвие, и плоский пучок беловатого света. В ладонь с этой стороны, в соседнем помещении амбразура расширялась, и видно было много. Видно было, что это зал, вернее, бункер, бетонный, как коридор, по которому его провел Пэл, длинный и довольно узкий, равномерно освещенный. Вест видел его весь, находясь на середине длинной стороны. На что-то это похоже. Справа, у торцевой глухой стены – Вест приглядывался, приглядывался, – стоял пулемет на треноге. Ну правильно! – подумал Вест, и в эту минуту на другом конце стукнула дверь. Вошедшие сгрудились тесной кучкой, и некоторое время он ничего не мог различить. Потом там закричали, и он вздрогнул. Кричали без слов, но надрывно, не жалея связок. Вмиг кучка распалась, все куда-то делись, кроме одного, огромного, широкого, сразу видно – из Стражи, и Вест услыхал, как справа лязгнуло – кто-то тронул пулемет, подумал он, – и Страж побежал…