Край, куда не дойдёшь, не доедешь

Оценив обстановку, друзья решили действовать. Первым послали на разведку Жерома. Он должен был сказать привратнику, что ему надо поговорить с Синипузом, а когда его впустят — затеряться в лабиринте городка, постараться разыскать Элен и передать ей записку, в которой мальчики вкратце обрисовали истинное положение вещей. Они рассчитывали на то, что Жером с его вечно испуганным видом не вызовет у охраны никаких опасений. Но их план потерпел крах даже раньше, чем можно было ожидать. Привратник отвел Жерома к стойке, где чиновник буквально засыпал его вопросами, велел заполнить какой-то бланк и при этом держался так холодно и надменно, что мальчик не выдержал и удрал.

— Вы не можете себе представить, — рассказывал Жером. — Это такая система! Туда и муха не пролетит.

Людовик гордо объявил, что его брат просто сдрейфил и что завтра он это всем докажет. На следующий день он предстал перед привратником со всей самоуверенностью, на какую только был способен. Его и вправду пропустили, и мальчики уже радовались удаче, так как прошел час, а Людовика все не было. Но вот он появился — да не один: Синипуз собственной персоной тащил его за шиворот и тряс так, что не приходилось сомневаться в том, какой прием был ему оказан. На прощание Синипуз наградил Людовика пинком в зад.

— Ну и люди! С ними просто невозможно иметь дело, — признался друзьям Людовик. — Я им там такого наплел: как будто Синипуз наш лучший друг, он спас жизнь мне и моему брату, ну и всякое такое в том же роде. Они меня отвели в какую-то комнату, я там проторчал целый час, но смыться так и не удалось. А потом сами знаете, что было.

Итак, волшебным миром кино управляла отлаженная и беспощадная машина. Никлас, выслушав рассказы мальчиков, ничуть не удивился.

— Не стоит нам тревожиться за Элен. Гаспар вернется в Ломенваль. Мы снова отправимся странствовать по дорогам, а Теодюль будет, как и прежде, трудиться на своей ферме. А когда-нибудь вы увидите Элен на экране, если вам случится пойти в кино. Она будет неплохой актрисой, каких много, так же, как и мы с вами, — скромные труженики, каких очень и очень много. Зачем отнимать у нее надежду? Что мы можем дать ей взамен? Пройдет время, и она сама поймет, что ей делать.

Но эти слова, несомненно разумные, не убедили мальчиков. Уже стемнело, и все, как обычно, сидели на крыльце. Так тихо и спокойно было вокруг, что маленькая ферма Теодюля казалась затерянной среди бескрайних лесов, и каждое слово улетало, замирая вдали, подобно звукам печальной песни.

— Разве мы плохо провели время? — продолжал Никлас. — Ты, Гаспар, побывал аж на Бермудах, а потом мы с тобой исходили все дороги Бельгии. Ты узнал много нового, и тебе будет над чем поразмыслить, когда ты, как и мы, вернешься к своим обыденным делам.

— Да я бы и рад, — отозвался Гаспар. — Что может быть общего у меня с Элен? Но не могу я, чтобы это кончилось вот так, не могу, и все.

— Чего же ты хочешь? — спросил Никлас.

— Если бы мы знали больше, — произнес Гаспар, — если бы мы были умнее, лучше, мы догадались бы, что надо делать, и нашли бы то, что ищем.

В темном небе над кронами леса то и дело падали звезды.

— Говорят, когда падает звезда, нужно загадать желание, — тихо сказал Никлас. — Давайте пожелаем прежде всего, чтобы вы избавились от своих недостатков, — тогда и жизнь вам покажется краше. Может быть, тут-то вы и поймете, что надо делать, а чего не надо, и мы еще встретимся с Элен и поговорим с ней о чем-нибудь повеселее.

Но мудрых советов Никласа никто как будто не слышал. Мальчики не хотели сдаваться. Они были готовы сделать что угодно, лишь бы повидаться с Элен. Избавиться сперва от своих недостатков? Да зачем? Да что им это даст?

— Ну что ж, — вздохнул Никлас, — воля ваша, хоть побудем все вместе еще какое-то время, и то хорошо. Тоже занятие, ничем не хуже рыбалки, например. Если Теодюль не против, мы останемся с ним еще на несколько счастливых дней, и может, они прибавят нам мудрости.

— На неделю? На две недели? — нетерпеливо спрашивал Гаспар.

Но Никлас не спешил с решением; он хранил верность своей заповеди: торопись медленно. Так они беседовали еще долго. Жером признался, что его самое заветное желание — ничего больше не бояться, а Людовик — что он мечтает жить в мире со всем светом и с самим собой. Но оба знали: это еще труднее, чем отыскать дальний край. Теодюль, который, по обыкновению, не слышал и четверти сказанного, вдруг воскликнул, что, желай не желай, никакие силы не избавят его от глухоты, и в этом его самое большое горе. Гаспар же до поры помалкивал. Как бы ему избавиться от своего рокового невезения? Вот уж напасть, которая никого в жизни не минует.