Край неба

— Не скажу, — ответила она. — Приезжал ли кто… Да Христя такая была, что могла и адрес не оставить, чтобы не беспокоить детей да эту…

— Значит, и памятник некому поставить?

— Ой, какой там памятник! Они получали гроши, а потом перестали получать. Вот и все. Она им не нужна, старая… Она же говорила, — сказала другим голосом Галина Дмитриевна и, передразнивая невестку Христи, капризно поджала губы: — «Мне здесь скучно, мы привыкли жить шикарно…» Когда только успели привыкнуть. Такая ото зараза!..

Не знаю, может, Христя и впрямь не оставила адрес, но и этим своим поступком она подтвердила, что, несомненно, заслужила на свою могилу памятник — памятник слепой, но такой преданной любви.

Галина Дмитриевна готова, наверное, повторить нечто подобное, а возможно, пойти в своей любви дальше, хотя сложно представить еще что-либо в такой преданности. Она жила у сына и из любви к нему готова была мириться с невесткой, но, думаю, она понимает, что это чужой дом, все вокруг чужое, а в поселке, где она прожила жизнь, — свое. Сын Галины Дмитриевны, не в пример другим сыновьям, деньги у матери не отобрал, и она, вернувшись, купила этот дом у оврага. Здесь тише и спокойнее, летом чувствуется близость речки и поросшего ивняком болота. И дома здесь, хотя они вроде бы такие же, как все другие в поселке, смотрят на прохожих не так горделиво, будто бы понимают, что место для них отвели не лучшее — у оврага, где в безветрие поднимается тяжелый дух от очистных сооружений, построенных за огородами, у болота. Поговаривают, что скоро снесут улицу, чтобы расширить эти самые сооружения, поговаривают давно, а когда снесут, да и снесут ли — никто толком не скажет. Галину Дмитриевну такие разговоры пугают, она боится, что дом у нее отберут и дадут взамен квартиру.

— А умру я, то куда та квартира? — сказала она мне. — Хату можно продать да гроши — Толе… Если б знала точно, что снесут, то продала бы и уж на квартире перебилась бы…

— Да оно так, — согласился я, понимая, что это, может быть, ее самая большая досада. — Можно у Толика пожить…

— Ой, да чего же я к нему поеду, — ответила Галина Дмитриевна, — мешать только… Нет, я нашла бы квартиру да и пожила, сколько там той жизни. Пенсии мне хватит… Ах, — вздохнула она, — если бы знать, что будут сносить…

Не знаю, отчего мне вспомнилось, как давно когда-то мчался я на коньках по обледенелому тротуару и не заметил Галину Дмитриевну. Когда я пролетел мимо, она прокричала мне вслед:

— Митя!..

Я остановился и, развернувшись, подкатил к ней.

— Куда ты мчишься? — спросила она, как всегда, с удивлением в голосе.

— К цыганам, — ответил я. — В табор.

— К цыганам? — переспросила она и, вытащив из кармана деньги, сунула мне два рубля. — А что же там, у цыган?..

— Та что, — ответил я. — Цыгане.

И помчался дальше, распугивая людей на тротуаре. День был ветреный, холодный, понизу мело снегом. Тротуар блестел, как свежезалитый каток, и уводил меня к старой водокачке, где раскинулся табор. Цыганам понравился наш поселок, и они раскинули свои шатры под деревьями недалеко от вокзала. Цыган было много, человек двести или триста, их невозможно было сосчитать, потому что они бродили где-то по улицам и дворам, гадая и выпрашивая то, что могло пригодиться им в хозяйстве. А годилось им все, поскольку у них ничего не было. Помнится, меня это больше всего удивляло, потому что и у нас мало что было, но все же… А у цыган — ничего. Воровством они не занимались, предпочитая, видно, спокойную жизнь, и по вечерам, собравшись у костров, жарили мясо, пили самогон и пели свои песни, иногда дрались. И тогда в красных отблесках костра сверкали ножи, табор гудел, как растревоженный улей, цыганки голосисто визжали, все бегали, кричали, падали на подтаявшую от тепла землю. После все затихало, и они снова пели… Разве мог я тогда подумать, что вся эта беготня с ножами была своего рода представлением, — цыгане, конечно, сразу же смекнули, что в нашем поселке давно ничего не происходило и люди заскучали. Возможно, они дрались вполне серьезно?.. Но что они могли делить? А главное, бегая друг за дружкой с такими длинными ножами, так никого и не убили.