Край непуганых

Пламенную речь прервали. Двое охранников в черных рубашках схватили меня под руки. На пол не повалили, но хватка была крепкой. Они потащили меня к выходу. По дороге я пытался еще что-то крикнуть, но изо рта вырывались только гласные звуки. Я был взбешен — взбешен их беспечностью, легкомыслием, легковерностью. Они, суки, действительно ничего не знают, они, они…

Если бы охранники позволили мне обернуться, я бы увидел, как растерялся Костя.

21. Вскормленный в неволе

Меня разбудила жажда. Точнее, мысли о большом бокале шипящей колы со льдом. Вот я беру его в руки, припадаю губами и жадно глотаю — весь стакан до донышка, и только кусочки льда стучат о стенки бокала. Вместе с колой в меня вливается жизнь…

Я открыл глаза. Серый потолок, полумрак. Тусклый свет падал слева. Я перевернулся со спины на левый бок, увидел решетку, а за ней — стену коридора.

Ночлежкой мне служил полицейский участок.

Размером местный обезьянник был метра три на четыре. Вдоль трех стен стояли мягкие кушетки с подушками и тонкими одеялами. На одной из них ночь провел я, на другой, у края решетки, храпел бородатый старик, от которого воняло мочой. Замечательная компания.

Превозмогая отвращение от здешних ароматов, я откинул одеяло и сел, опустив ноги на пол. Туфли прятались под кушеткой. Не без труда я нацепил их (к счастью, туфли я всегда выбирал без шнурков, иначе сдох бы сейчас, пытаясь их повязать). Голова раскалывалась. Напитки я вчера вроде не мешал, пил только виски, но башка пульсировала так, будто я нахлебался дешевого шампанского, как когда-то в институте. Да еще и этот вкус во рту… кошки нагадили, скажете вы? Нет, ребята, тут, как говорил Петровский в день нашего знакомства, другая ипостась намечается.

Петровский, Петровский… сука ты штопанная, из-за тебя я тут очутился!

Я не знал, сколько сейчас времени — личные вещи сдал при оформлении, в том числе часы и телефон. Судя по освещению, солнце едва поднялось над горизонтом. Часов шесть, наверно, максимум половина седьмого. Я поднялся, подошел к решетке, попытался выглянуть в коридор. Метрах в трех справа от меня в кабинете с открытой дверью кто-то шелестел бумагами и стучал по клавиатуре компьютера. И больше во всем помещении ни звука.

Кто бы там ни был, мне следовало привлечь его внимание. Оставаться взаперти рядом с обоссавшимся бродягой мне не хотелось.

— Кхм, кхе! Это… можно вас? Кто там есть?

Стук прекратился. Скрипнул стул, по полу застучали каблуки массивных башмаков. В проеме двери кабинета выросла тень.

— Да, будьте добры! — поторопил я человека.

В коридор вышел мужчина лет пятидесяти, в полицейской форме, колоритный, с пышными усами. Неспешно приблизился к моей камере. На плечах у него лежали погоны старшего лейтенанта.

— А, проснулись уже? Ранняя пташка. Доброе утро.

— Угу. Я когда выпью, всегда рано встаю. Который час?

— Шесть-пятнадцать. Чего изволите, молодой человек?

Я замялся. Шутить и заигрывать со мной офицер вроде не пытался, но и совсем уж строгим не выглядел.

— Для начала в туалет. Умыться, то-се… Кстати, вы не скажете, что там мне грозит за вчерашнее?

— Окружной судья скажет. Знатно погуляли, Сергей.

От этого известия мне еще больше поплохело. Что я наделал, идиот!

— Вы меня знаете?

— Кто ж не знает… — начал он, и я подумал, что услышу набившее оскомину продолжение фразы. Но полицейский закончил ее иначе: — Ваш портрет обошел все местные газеты. Да и отчет предыдущей смены я прочел.

— О боже.

— Да, с пьедестала очень легко свалиться. Молитесь, чтобы сотрудники ресторана не настучали журналистам.

Он полез в карман, вынул связку ключей и один из них вставил в замок.

— Туалет по коридору налево. Потом жду вас в кабинете.

— Спасибо.

«Чудной старик», — подумал я, шагая в уборную.

В туалете, довольно опрятном и чистом для полицейского участка, я посетил кабинку, простояв там, наверно, целую минуту. Умываясь, оглядел себя в небольшое зеркало. Лицо мое от вчерашней попойки не пострадало, но в глазах залегла такая тоска, что хотелось пожалеть себя, горемычного.

Возвращаясь по коридору, я заметил, что дверь на улицу была слегка приоткрыта и впускала в помещение бледный солнечный свет. У меня мелькнула мысль дать отсюда деру, но я быстро ее отмел: офицер мне доверял, и ему, наверно, в голову не могло прийти, что я буду настолько неблагодарной скотиной.

— Проходите, садитесь, — сказал усатый, когда я вошел в кабинет. В помещении пахло каким-то ароматным горячим напитком.

— Вы здесь один, товарищ… господин старший лейтенант?

— Самохвалов Иван Терентьевич, — представился офицер. — Да, один. Только что заступил на смену. Мой напарник… — Он бросил короткий взгляд на соседний пустующий стол с выключенным монитором. — С напарником пока проблемы… Чай будете?

— Чай? — Я опешил. — Хм, не откажусь.

Он открыл дверцу тумбочки за своей спиной и вытащил большущий, литра на два, термос. Присовокупив к нему две пластиковые кружки, Самохвалов выставил все это на стол прямо передо мной.

— Жена заваривала. Со смородиной. Любите смородину?