Край вечных туманов

Мое молчание было ему ответом. Сержант потянулся ко мне, медленно опрокидывая на солому, а я даже не имела права на сопротивление. Мы заключили сделку… Черт возьми, какая мерзость! Содрогаясь от отвращения, я чувствовала его прикосновения к моей коже. Он пытался не проявлять грубости и не причинять мне боли, но именно это было для меня всего невыносимее. Лучше бы все кончилось побыстрее, и я осталась одна.

А вдруг он меня обманет? Подобные ему негодяи способны на что угодно. Мне тоже следует быть похитрее… Я спокойно лежала, ожидая, пока он возбудится до такой степени, когда торговаться ему труднее всего. Я помнила слова легкомысленной Изабеллы де Шатенуа, облетевшие весь Версаль: «Мужчины смягчаются тогда, когда твердеют». Я подождала, пока его руки от моей груди скользнут к бедрам, поднимут юбку, добираясь до того, что ему нужно больше всего… Именно в этот момент я с силой его оттолкнула.

– Эй, не так быстро! Мы еще не все обсудили.

Когда он наваливался на меня, по прикосновению его напряженной мужской плоти я поняла, что он полностью готов, и выбрала подходящую минуту. Удивленный и рассерженный, он взглянул на меня.

– Что еще такое?

– Поклянись мне в том, что ты обещал.

Я полагала, он из деревни, стало быть, суеверен и не сможет нарушить клятву, – если, конечно, она будет достаточно сильной. Наши глаза встретились. Что-то смутно-знакомое уловила я в его черных глазах… Господи, неужели мы уже встречались? Нет, такого не может быть. И все же я убеждалась, что в облике сержанта есть что-то близкое мне. А этот акцент? Он до ужаса мне знаком!

– В чем я должен поклясться?

– В том, что не позволишь своим солдатам приставать ко мне.

Не колеблясь ни секунды, он решительно произнес:

– Клянусь землей, на которой я родился, клянусь могилой моей матери, клянусь честью моих предков, я сделаю так, как обещал.

Что он сказал? Мне показалось, что я слышу что-то знакомое-знакомое, но полузабытое, стершееся за много лет… Он поклялся землей, могилой матери и честью предков. Да это же самая обычная тосканская клятва! Так клялись там, в моей деревне на берегу Лигурийского моря! Недаром мне и акцент этого сержанта показался знакомым. Неужели он мой земляк?

Его рука коснулась моих плеч.

– Надеюсь, это все?

Я открыла рот, чтобы ответить, но со двора донесся шум, и кто-то громко крикнул:

– Эй, Риджи! Привезли мятежников, где разместить?

Сержант недовольно поднялся, распахнул дверь и грубо крикнул в ответ:

– Обратитесь к Жосслену, он все устроит. Не приставайте ко мне больше, черт побери!

Я почувствовала, что глупею. Уж не послышалось ли мне? Какую фамилию я слышала, – Риджи? Именно Риджи? Он вернулся, снова оказался рядом.

– Это тебя называли Риджи? – спросила я почти тупо.

– Меня, – недовольно и поспешно подтвердил он, явно раздраженный. – Уж не поторопиться ли нам? Хватит пустой болтовни, я хочу поскорее получить свое. Ну, давай! Надеюсь, нам больше никто не помешает.

Прикусив губу, я молча смотрела на него. Конечно, это Розарио. Сомнений быть не может. От Джакомо я знала, что он служил в республиканской армии, был ранен, лежал в госпитале, получил чин сержанта. Розарио Риджи, мой старший брат, негодяй и подонок, готовый изнасиловать собственную сестру.

– Что ты сидишь, словно мертвая?

Неудержимая волна возмущения поднялась в груди. Как же так могло случиться? Мне всю жизнь будет стыдно за его поведение, за то, что мой брат – такой гнусный тип.

– Ты Розарио Риджи? – еще раз спросила я.

– Я! Я! Черт возьми! Мы можем продолжить?

Я отшатнулась от него, лицо у меня было искажено гневом. Не в силах сдержать себя, я подняла руку и ударила его по лицу. Это была увесистая оплеуха – все, на что я была способна.

– Мы продолжим! – задыхаясь, злобно пообещала я. – Мы непременно продолжим, да только ты забыл поздороваться, любезный братец!

Щеки у меня пылали от стыда. В кого он превратился? В обыкновенного преступника, для которого война – промысел, грабеж и насилие. Целые орды таких негодяев бродят нынче по Франции. И мой брат – один из них! Он даже командует ими!

– Мерзавец, подлец, ублюдок! – твердила я, сжимая кулаки. – Развратная рожа! Тебя бы следовало повесить за то, что ты стал таким дерьмом! Я в жизни не встречала никого гнуснее тебя!

Во мне бушевал гнев. Сержант смотрел на меня, и ярость, вызванная моей пощечиной, постепенно сменялась на его лице недоумением.

– Какой я тебе братец?

– Черт побери, это верно. Какой ты мне брат? Ты сам Сатана!

Словно не слыша моих слов, он тихо и неуверенно произнес:

– Ритта?

Тяжело дыша от злости, я молчала. Теперь я знала, что не ошиблась. Этому субъекту на вид двадцать пять или двадцать шесть лет – как раз столько, сколько должно быть Розарио. Он мой брат. И именно он заставил меня испытать такое сильное унижение. Пользуясь моим безвыходным положением и своей властью, он вынудил меня так унизиться. Конечно, он не знал, что он мой брат. Но это ничего не меняло, это лишь доказывало, что он чудовище по натуре, что он с любой женщиной готов поступить таким образом.

– Ритта? Правда?