Край Ветров: Пироманс

я не знаю… что? Надо было спросить у Рейнхарда, каков был его план до разговора с Вьюгой. Если он так страдает, неужели он не думал о том, как избавиться от своей болезни?

Тиха ответил не сразу. Он как будто бы что-то вспоминал. Никс подумалось, что он на самом деле не вспоминает, а пытается решить — говорить или нет.

— У Рейни определенно был какой-то план, — наконец заговорил Тиха. — Я знаю его года четыре — и активно меняться и что-то предпринимать он начал год назад. До этого Рин был другим человеком, и ради того Рейнхарда ты вряд ли бы стала вообще рисковать. А касательно плана… я сомневаюсь и не могу воссоздать его целиком, но я могу почти наверняка утверждать, что его план был связан с тобой и искусственными или натуральными зернами, с той самой штукой, которую вам пересаживают на ритуале. Но что конкретно он хотел сделать, я не знаю. Он никогда не раскрывал самой сути своих идей, считая, верно, что для всех не-магов это слишком сложно.

— Вот оно как, — Никс хмыкнула. Потом улыбнулась, затем и вовсе рассмеялась в голос, правда, совсем невесело. — А я-то думала, что он так странно себя ведет… зачем я ему нужна… А оно вон чего.

Тиха отхлебнул кофе и ничего не ответил.

— Человеку не откажешь в желании жить, — проговорила Никс печально. — Так что, каким бы ни был план, Рейнхарда можно понять.

— Пусть его, — ответил Тиха. — Ты вот что мне скажи, — он посмотрел на Никс, — как насчет того, чтобы уехать куда-нибудь далеко-далеко, чтобы никто тебя не достал? Чтобы никаких чтецов, странных людей в черно-золотом, никакой надобности прыгать туда-обратно в морок — в общем, есть же в этом мире место, где можно просто жить?

Его слова вонзались в самое сердце раскаленными ножами, сладкие, теплые, такие желанные. В темных глазах отражался и множился свет, и взгляд его обещал путь, который похож на свободу один в один, и даже слегка напоминает мечту. Никс не выдержала, перевела взгляд на свои руки. Сжала-разжала пальцы, наблюдая, как проявляются на ладонях линии жизни и судьбы, а затем исчезают вновь.

— Конечно, будь кто-нибудь другой на моем месте — он бы так смог, — негромко проговорила она. — Но… Но ты же меня не знаешь.

— Я бы поспорил, — спокойно ответил Тиха. — Я не знаю тебя фактически, но я знаю, по какой схеме ты работаешь.

— Да ну? — Никс даже повернулась к нему, чтобы проверить: не издевается ли?

— Ну да. Это как бы… я понимаю алгоритм, по которому ты живешь. И он мне близок.

— Как такое может быть? Если я сама не знаю…

— Я задавал тебе вопрос про бегство уже заранее зная ответ, — признался Тиха. — Но и не спросить я не мог. И твой ответ прекрасно лег в схему — иначе ты бы не стала делать.

— Зачем тогда спрашивал?

— Надеялся на удачу, — он усмехнулся. Повернулся к Никс: — Печеньки будешь?

Она взяла одну. Откусила. Шоколадные крошки посыпались на колени.

— А что касается фактического не знания, так это легко можно исправить, — продолжил Тиха. — Можно экстерном. Итак, что там положено знать друг о друге? Как звать родителей? Какую музыку слушаешь? Любишь ли вареный лук и зеленый перец? Любимый фильм? Любимая книга? Кличка домашнего питомца?

Никс слушала и понимала, что эти факты действительно мало что значат — и в то же время решают многое. Ей отчего-то стало весело.

— Так, э-эй, погоди, я все не запомню, — она улыбнулась, а потом тут же скривилась: — Лук вот точно не люблю.

— А кто ж его любит?.. — философски заметил Тиха.

— Питомца нет, — продолжила Никс. — Музыку люблю средней тяжести, мелодичную, желательно на языке, который понимаю. Родители… это длинная история.

— Я готов слушать.

— В самом деле? А как насчет твоих?

— О, это тоже весьма длинная история, в которую ты вряд ли поверишь.

— Ну, в сравнении с моей, она не может быть такой уж невероятной.

Тиха рассмеялся. Посмотрел на Николу пристально:

— Да? А что ты ответишь мне, если я скажу, что я на самом деле не отсюда?

— В смысле? — не поняла она.

— Не из этого мира?

— О-о, это так отчетливо пахнет байками тринадцатилетних юнцов, что я уже готова тебе поверить, ведь не может человек в твоем возрасте такое выдумывать, — очень серьезно проговорила Никс, кивая.

— Вот ты смеешься, огонек, а как-то раз ко мне пришел красноволосый мужик с острыми ушами, а за ним — женщина в платье из осенних листьев, и они наградили меня способностью, о которой я раньше никогда даже не мечтал. И однажды я заблудился. Очень. И больше не смог найти дорогу домой. Все вокруг было чуть-чуть иным. Немножко, почти незаметно. И все-таки это оказался совсем другой мир, где для меня места не было.

Он замолчал, глядя куда-то перед собой. Никс замерла.

— Тихомиром меня назвали при усыновлении, — продолжил он. — Так что это не мое имя. Конечно, Ари мне и в самом деле как брат. Мне было всего четырнадцать, когда Одиши взяли меня под свою опеку, и я вырос крайне неблагодарным ублюдком, потому что так до конца и не смог принять новый дом и себя в нем. Я не смог забыть своих настоящих родителей и очень тоскую по ним.