Край Ветров: Пироманс

Найк остановил ее, взяв за локоть мягко, но настойчиво.

— Эй… Ты уже все решила? — спросил он. — Это… кажется, это последний рубеж.

Никс обернулась к нему, смаргивая оцепенение.

Очарование словно отступило, замерло, колдовство Вьюги отпустило Никс на короткий миг.

— Ты уверена? — продолжил Найк.

Она пыталась найти ответ, но в голове было пусто. Никс видела в его теплых карих глазах тревогу, смятение и что-то еще — искреннее чувство, живой, даже какой-то животный страх, надежду, переплетенную с отчаянием.

Рин обернулся к ним. Он стоял ниже, на одной из белых ледяных ступеней, повисших в воздухе. За ним стелился шлейф светлых одежд, лицо его было бесстрастным, непроницаемым.

— Не стоит бояться, — сказал он уверенно и спокойно. — Вы сделали выбор давно, и он оказался верен. По крайней мере, насколько могу я видеть чаяния ваших сердец.

— Мы сделали выбор? — переспросила Никс, оборачиваясь к нему.

— Верно, — Рин кивнул. Сверкая черными глазами, продолжил, и каждое слово его было тяжелым, как камень: — Если оставить все как есть, я восстану и, не имея ни капли солнечной крови, обезумев, оголодав, буду искать того, кто мне предназначен, и пройду неумолимой холодной волной с севера на юг, и ежели не найду в этом мире, отправлюсь искать в другой. Но коль прорастет в груди моей семя огненного цветка, я почую искомого через века и пространства, я призову его или отправлюсь за ним, зная, где он, наверняка. И вот вы здесь, и я знаю, что вы приготовили дар для меня. Значит, не будет смертей и страха. Значит, вы сделали выбор.

Никс слушала, что говорит через Рейнхарда Вьюга, с разумом чистым и кристально ясным: она, кажется, смогла привыкнуть к леденящему очарованию измененного голоса и взять под контроль свои чувства.

Сказанное Вьюгой делало весь пройденный ими путь оправданным. Да, пожалуй, так оно и есть. Кажется, все встало на свои места — и как Никс раньше не могла понять этого? Как не могли знать об этом седые старики — нынешние и прошлые главы гильдий? Как могли понять так превратно пророчество? И сложно уразуметь, почему Вьюга избрала настолько долгий и сложный путь к освобождению — но что ей, предвечной, какие-то жалкие годы короткой жизни людской?

Никс обернулась к Найку, желая поделиться своим осознанием, но в этот миг Рин заговорил снова, быстрее и четче, словно древняя сущность, живущая в нем, вопреки сути своей способна еще испытывать нетерпение:

— Когда я проснусь, первый миг я буду яриться, я буду опасна. Берегитесь, держитесь колонн и стен, не смотрите в мои глаза, пускай я буду смотреть на вас. Пленителен и опасен для человека взгляд мой, способен любого сделать моим добровольным слугой до конца жизни его. Но после, когда я стану собой, когда разум возобладает, ступайте следом. И да случится встреча, которая нам уготована.

Никс улыбнулась Найку — мол, все будет хорошо, и сжала крепко его ладонь. Секунду они смотрели в глаза друг другу.

— Наверное, это стоит того, — сказал Найк.

И отпустил ее руку.

Никс, понимая, что дольше тянуть не стоит, выдохнула, решительно развернулась и поспешила вниз по ступеням, догоняя Рина, спускающегося уверенно и степенно и уже достигшего головы огромного тела, уснувшего во льдах.

Они проходили мимо лица замерзшей недвижной фигуры — длинные густые ресницы ее были серебристыми, как и волосы, и похожими от этого на веер из гнутых тонких шпаг. Она не воспринималась голой — скорее, обнаженной, казалось даже, что тонкий лед облек ее в какое-то подобие платья; иней выступил на бархатной коже, словно изысканный, сложный кружевной узор.

Двадцать шагов по льду — и они оказались прямо над ее сердцем.

Тонкая корка замерзшей воды отделяла их от застывшего под ней тела.

Никс посмотрела на Рина, в его бледное бесстрастное лицо, в непроницаемые черные глаза.

— Здесь, — сказал он. — Возьми же огненный клинок и пронзи мою холодную плоть.

— Но зачем? — спросила Никс, растерявшись вдруг. Как всегда, в самый неподходящий момент, в голову полезли опасения и сомнения: — Мы же можем повредить ее… твое… ваше сердце. И легкие. Не лучше ли… вену… если это — лекарство?..

— Людскою меркой меня не меряй, — чудовищный голос на этот раз прозвучал мягко и даже как будто тепло. — Да, есть у меня сердце, но иное оно. И если хочу я увидеть еще один сон, этот должен закончиться.

Никс, послушавшись, обнажила сияющий огненный клинок. Отсветы упали на мертвенно-бледное лицо Рейнхарда, на покрытое изморозью тело Вьюги…

— Прямо здесь? — переспросила Никс.

Ее руки тряслись, на лбу выступил пот.

— Здесь, — Рейнхард прикрыл глаза.

Никс посмотрела на свои руки — черные пальцы сжимали сияющую пламенную рукоять. Оглянулась вокруг — темень, колонны, огромное застывшее лицо Вьюги… Рин стоит ровно, прикрыв глаза, он неподвижен, в нем — терпеливое божество, ждать которому осталось всего ничего.

Все замерло в тишине.