Край Ветров: Пироманс

Он улыбнулся, не размыкая губ, опустил взгляд и снова поцеловал ее в ладонь, на этот раз чуть дольше, чем следовало бы, оставив на коже крохотный влажный отпечаток.

— Да я бы и рад начать как следует, но получилось вот так, — он взглянул ей в глаза. — Но разве ж это что-нибудь меняет.

Никс в момент стало жарко и душно, и она физически ощутила, что стремительно краснеет. С чего бы? — казалось бы! — а вот. Локти дрогнули и вся сила из рук куда-то делась. Ее ладонь безвольно выскользнула из пальцев Тихомира.

Никс опустила голову так, чтобы волосы по возможности прикрыли лицо.

Хотелось куда-нибудь срочно деться.

Хоть бы обратно в сон провалиться!

Нет же.

Реальность оказалась не без характера, и просто так прогибаться не стала.

— Я позову врача, — проговорил Тиха, поднимаясь. — И… извини, если что. Я просто… обрадовался очень. Скоро вернусь.

Я оставил Берсу сторожить вещи у запертой Тихиной машины, а сам отправился внутрь лечебницы, чтобы, собственно, призвать владельца транспортного средства наружу. Звонить ему мне как-то в голову не пришло. Я был уверен, что Тиха в палате, на посту, как штык.

Ан нет. Дверца скрипнула, открываясь, шторы всколыхнулись — и медсестра со шваброй обернулась ко мне, глядя устало и безрадостно.

— Посторонние, на выход. Уборка.

Час от часу не легче.

— Вы не подскажете, куда перевели…

— В регистратуру, — ответствовала печальная женщина.

Я, чуя неладное, отправился, куда послали — на первый этаж, стучаться в маленькое зарешеченное окошко.

Работница регистратуры обрадовала меня пуще уборщицы, заявив, что пациентку из заявленной палаты выписали несколько часов назад, а больше информации она мне изложить не может, мол, по правилам не положено.

Смутное беспокойство, начавшее копошиться где-то на задворках разума еще когда я заглядывал в пустую палату, усилилось. Я направился на выход, выбивая каблуками дробь по скрипучему больничному паркету.

Солнцу хватило тех десяти минут, что я был в лечебнице, чтобы нырнуть за гнутый хребет старой горы на западе, и сумерки загустели, словно сироп. Я снял очки и сунул их в тряпичный чехол, а затем в карман. Все равно при таком освещении от них никакого проку.

— Рейни! — издалека окликнула меня Берса. — Где Тихомира забыл?

Я подошел к ней, к машине, к двум плотно утрамбованным походным рюкзакам с пожитками — моим и ее.

— Николу выписали несколько часов назад.

Берса подобралась, даже от пыльного бока минивэна отлипла.

— Что? Бродяжке звонил?

— Нет.

— Звони!

— Погоди, дай подумать. Машину бы Тиха не бросил. Стало быть, он где-то тут, недалеко.

Я огляделся по сторонам.

Итак, позади у нас дорога, а за ней крохотный поселок в несколько десятков одноэтажных домов. Сбоку, за лечебницей — железнодорожная станция. А впереди у нас спуск к морю, и там…

— Кей, глянь — мне кажется, или я вижу костер?

Берса посмотрела туда, куда я показывал.

— Похоже на то. Да, свет как от костра.

Я уже набирал Тихомира.

Гудки шли долго, и я было перестал надеяться и не сбрасывал звонок просто из-за упрямства, но динамик наконец прокашлялся и оттуда донеслось задорно-провокационное:

— Чего опять?

— Ты куда пропал? Что с девчонкой?

— Я с ней. И курица с грибами под сливочным соусом и сыром.

— Ах ты… Это твой костер на берегу? Почему сразу не позвонил?

— Поспеши, — напевно прогудела трубка, — может, и тебе достанется.

И тишина.

— Пойдем, — бросил я Берсе, пряча телефон.

— А вещи? — запротестовала она не слишком уверенно.

Я помолчал, снова глянул по сторонам, констатируя полнейшую, беспросветнейшую глушь.

— Ты — как хочешь, а я беру деньги, спальник и еду. Остальное пущай воруют. Может, мой тельник согреет хотя бы их, ежели так хреново греет меня.

К берегу мы спустились быстрее, чем за пять минут: он оказался куда ближе, чем мне померещилось в сгущающейся темноте. Продравшись через лесополосу, выбрались на мелкий желтый песок.

На полпути к морю горел средних размеров костер. На подстилке, спиной к нам, сидела Никс, и силуэт ее чернел на фоне пламени, словно клякса. Я даже приостановился ненадолго, чтобы полюбоваться тонкой девичьей фигуркой и осознать, что все, в общем-то, хорошо. Все разрешилось. Едем дальше. Живем, стало быть. Ура.

Тиху я поблизости не увидел — отошел куда?..

Никс обернулась, когда мы подобрались ближе. Она ничего не говорила, просто смотрела.

Я же впервые за долгое время не знал, что говорить. Берса тоже молчала где-то у меня за спиной.

Я подошел к костру, уронил спальник на песок, сел на него. Выудил из сумки с едой вино, батон и штопор.

Глянул вбок — Кей возилась со шнуровкой высоких кед.

— А Тиха где? — спросил я у Никс, откупоривая бутылку.

Она смотрела на меня загнанным зверьком. В темноте сверкали блики в ее глазах, словно две маленькие свечки — и я различал это даже без очков, что удивительно.

— За дровами пошел, — наконец ответила Никс. Говорила она как-то безучастно и слегка обреченно. — Вон, возвращается уже, что-то тащит здоровое.