По обеим сторонам коридора попадались высокие двери, которые, казалось, заперты наглухо, и Никс не решалась пробовать открывать их.
Пыль и паутина притаились заплатками по углам.
Холодная полутьма была пронизана вязкой загробной тишиной, которую кромсали и рвали на части скорые, четкие шаги Никс и сияние ее солнечного кинжала, зажатого в пальцах правой руки.
Коридор вскоре расширился и образовал перекресток с другим, и посередине, возвышаясь над полом на добрые метра три, завис на тонких, едва заметных нитях огромный многоярусный глобус, сработанный из светлого желтоватого металла и разноцветного стекла. Казалось, ярусы эти могут менять положение, смещаться относительно общей оси, но нужный для этого импульс давно иссяк, и они застыли в хрупком своем равновесии навсегда.
"Поверните налево и следуйте до конца", — произнес голос, и Никс от неожиданности вздрогнула: она успела засмотреться на старинный, мертвый механизм.
Следующий коридор был таким же темным, пыльным и длинным, вот только двери в стенах были поменьше и шли в два ряда: один — сразу возле пола, а другой — прямо над нижним рядом, и никаких тебе ступенек, лестниц или еще чего-то подобного.
Оканчивался проход на первый взгляд тупиком, но затем Никс заметила, что пол — железный, а сбоку приютились металлические рельсы и рычаг.
"Приведите механизм в действие", — снова послышалось будто бы отовсюду.
Никс подчинилась.
Платформа содрогнулась, скрипнула и стала медленно подниматься вместе с Николой вверх. Движение это вскоре показалось полетом через пустоту, так как стены кончились и свету от солнечного кинжала теперь не от чего было отражаться.
Никс пригнулась к платформе, боясь упасть, хоть та и шла плавно и довольно медленно.
Стены окружили ее так же внезапно, как кончились, и в следующий миг платформа вынесла Никс в комнату, залитую солнцем.
Дерево, бархат, латунная ковка. В огромных окнах, обрамленных витражными полосами, обыкновенное здесь, невообразимое, сумасшедшее небо искристых опаловых оттенков. Посредине стоит стол, на столе лежит закрытая книга в алой матерчатой обложке. Рядом с книгой — чернильница и перо.
Никс подошла к столу, пробежала пальцами по шершавой обложке, по тисненым золотом буквам, гласящим: "Дневник Неотправленных Писем". Открыла книгу на первой странице и обнаружила, что она пуста.
Но не совсем. На титульной странице имелся мелкий отпечатанный текст — что-то вроде инструкции, написанной с таким обилием архаизмов, что Никс едва сумела уловить суть. На переднем форзаце, испещренном золотистыми цветочными узорами, так же имелась рукописная пометка, быстрая, выполненная синим карандашом: "А это не так-то здорово, как казалось".
Никс, сосредоточенно нахмурившись, взяла в руки перо и откупорила стеклянный пузырек с чернилами.
Что ж, на этот раз, кажется, ей повезло.
— И привет нам передает некто Н., - видимо, он пожелал остаться неизвестным! — и просит зачитать поздравление… Или обращение… Итак! "Я не знаю, как именно оно сработает, но — привет!" Отлично сработает, я вам сообщу! Шлите нам свои сообщения на короткий номер, мы их обязательно прочитаем! Так вот, некто Н. продолжает: "Ищу как выбраться, пока что дело — дрянь, но я…", — и тут сообщение обрывается, и мы так и не сможем узнать, какую песню хотел заказать некто Н. В любом случае, мы желаем ему или ей удачи и предлагаем вашему вниманию зажигательный хит позапрошлого лета…
Помехи. Голос вернулся, прервался, вступили гитары.
— Выключи эту муть, — попросил я, протирая глаза. — Что, приехали уже?
— Уже пять минут как, — ответил Тиха, выставляя регулятор громкости на минимум.
Я оглянулся по сторонам. Местности не узнал. Надел очки. Посмотрел еще раз.
— Тиха, а зачем ты за этими кустами встал? Ближе никак?
— Тут ларек рядом, — ответил Тихомир загадочно. — К тому же, где твоя паранойя, Рейни?
— Кончилась моя паранойя, — выдохнул я. — А зачем?..
— А посмотри, включив мозги, на свой дом внимательнее.
Я пригляделся. Пышная крона акации, нисколько за первую неделю осени не поредевшая, мешала, но все же позволила увидеть окна второго этажа и, в частности, мое. В окне горел свет и наблюдалось какое-то движение.
— Что это хозяйке понадобилось у меня в комнате, — подумал я вслух.
— Он не видит, — сказала Берса.
Тиха полез в бардачок и выудил оттуда самый настоящий бинокль, большой, в кожаном чехле.
— На.
Мне понадобилось время, чтобы настроить прибор под себя. И когда линзы наконец скомпенсировали близорукость, я смог разглядеть совершенно определенно мужской силуэт. Человек был одет во что-то мешковатое, темно-серое, с капюшоном.
— Это что за хрен с горы? — возмутился я.
— Что делать будем? — спросил Тиха.
— Что-что, пойду по ушам ему надаю, — я принялся на ощупь разыскивать рычажок на двери.
— Рейни, не смей!
Берса вцепилась мне в куртку сзади и как-то умудрилась заехать ногтем по щеке.
— Кей, отпусти. У меня там… материалы! Всякое!
— Не ходи, кому говорю! — зашептала Берса громко, чуть ли не рыча, не отнимая цепких, проворных пальцев, впившихся мне в ворот.