Край воронов, или Троянский цикл

На циферблате начался отсчет в сторону десяти часов. Ключ с металлическим шипением вонзился в замочную скважину, Настя прошла вперед. Он закрыл за ней дверь с облегчением, не без желания забиться в угол, наблюдая, как она мило будет хозяйничать. Некоторое время Настя металась по наклонной, потом немного остыла и практично пересчитала ступеньки. Затем Настя принялась раскладываться: достала из рюкзака бутылку с розовой банной пеной, пару футболок и короткую курточку из тонкой лаковой кожи. После этого она совершенно предсказуемо погрязла в ванной, высунув из мыла макушку с носом и пятки. Восторка она усадила на кафельный бортик и болтала, гулко тонируя под сводами потолка.

– Когда взрослый видит ребенка в водоеме, то всегда норовит утопить его, а потом со смехом вытащить! Это считается прекрасным неожиданным поступком…

– Что же делать взрослому? Самому утопиться? – улыбнулся Восторк.

– Тогда станет под водой за ноги хватать, – отмахнулась Настя, – нет, надо что-то красивое…

– А твое «красиво» – это с прикосновением к тебе или без этого? – спросил он серьезно.

– По-разному будет красиво? – обрадовалась она.

– Не знаю я, Настя, что тебе нужно: или чтобы дружественно плыли рядом с тобой, или по воде на руках нежно носили…

– Нет, все глупо в общественных местах, – решила Настя, с умным видом закатывая глаза и не различая седьмого неба, – все прыгают, а вы нежно плывете! Глупо и незаметно. Пляж – это увеселительное заведение. А надо, чтобы вдвоем…

– Вот мы и вдвоем! В ванной. Никто сюда больше не влезет. Красиво? Как тебе?

– Мы же ничего не сделали, чтобы было красиво, – удивилась она.

– Как будто не бывает в мире красот нерукотворных, – проворчал Немеркнущий и нагнулся к ногам. В следующую минуту он уже погрузился по колено в Настину пену, слегка замочив отвороты подвернутых светлых брюк. Детские глаза восторженно наблюдали за ним, суживаясь будто от усилия что-то сделать или наоборот удержаться. Она всплыла на поверхность и толкала пену в его сторону, словно делилась.

– Ты только руками не двигай, – сказала она, – а то живо мне на нос мыло намажешь.

Тогда он шевелит под водой пальцами ног, находит ее пятки и ощупывает их с разных сторон.

– Это уже красивым не назовешь, – констатирует Настя, – потому что не видно. Зато приятно.

– Приятно, – соглашается вздыхающий Восторк.

После смены девчачьих маек они следуют в супермаркет; ей понадобилась еда, демократичная и не имеющая ничего общего с маслинно – сырными вкусами матери.

– Она какое-то кислое ест, – жалуется девочка.

– Интересно, ее квашеное лицо – причина этому или следствие этого? – не стесняется выражаться вслух Восторк. Ей нравится такое равноправие, и она не будет передавать, кто что говорит.

– Чего хочет человек Настя? – вопрошает он, таская ее между полками.

– Компоту, – она тянется, но не успевает схватиться за банку, рука ее висит у нее над головой, и она теряет равновесие, валится на него всем телом и увлекается в проход между мясом свежим и фаршем консервированным.

– Еще чего? Не желаешь ли жирных котлет?

– Да!

– С такой-то быстротой только по худой дорожке вперед батьки в пекло! Нет, Настя, как ни странно и как ни крути, тебе нужен творог. А мясное уже пора включать в рацион мне…

– А это от травы рождается… телячий восторг?

– Ты меня, однако, больным считаешь? Хотя знаешь, круговорот травы и мяса в природе – почти философская карусель… И при чем здесь я, не имею понятия. Но вот когда я учился в классе седьмом, две подружки Аня Семенова и Лена Ржева пошли гулять и попросили папу сварить им сорок пельменей на двоих. А отец не понял и сварил восемьдесят. Вот и поели! Осилили они все или нет, не знаю, а вот я до сих пор не съедал больше пяти штук за раз…

На выходе оказались с тремя упаковками фигурного печенья и мороженым тортом.

– А где у него кружева? – спросила Настя.

– Кружева пусть будут на твоем платье. А у мороженого внутри кусочки вишневого пирога. Ты еще жить без него не сможешь!

От кассы Настя убежала, и пришлось возвращаться, чтобы забрать ее от стеллажей с винной продукцией.

– Мама не покупает красивых бутылок…

– Продают не бутылки, а содержимое. Пойдем, Настя, оплатим твое чаепитие…

– А ты купи себе внутренности, а мне посуду, – попросила она почему-то шепотом.

– Я не пью этого, – он изо всех сил старался пропустить мимо ушей патологоанатомическую просьбу, чтобы не расхохотаться, как дома. – Смотри, от компота банка тебе достанется, она и красивая, и вместительная. Понесли ее домой, а то уронишь и разобьешь.

Настя все-таки стащила с нужной полки стеклянку с расплывшимися ананасовыми кольцами и теперь держала ее перед собой на уровне лица, не то пытаясь усмотреть нечто внутри, не то целясь ею в кого-то снаружи. Она сердито отвернулась и от вин, и от Восторка, сверкнула молнией на кармашке, застегивая его, и зашагала по ряду, сокрушенно качая головой.