Его смех отдается в его груди, ласковый и мужской, и подходящий этому мужчине. И вдруг я вспоминаю, насколько это не правда, чуть более подробно, чем мне бы хотелось.
Пожалуйста, Боже, пусть это не отразится на моем лице, молюсь я про себя. Мои щеки начинают гореть при мысли о нашем совместном пьяном прошлом. Словно тем вечером я занималась этим со своим двоюродным братом.
— Тебе нужны будут резиновые сапоги, а не дизайнерская экипировка. — Мак поднимает руку, чтобы заправить локон моих волос за ухо, и это, вместе с моими воспоминаниями, делает ситуацию крайне неловкой. Я вырываюсь из его рук и встаю рядом с его сестрой.
— Но я рад тебя видеть — говорит он, засовывая руки в карманы своей куртки. — Что ты делаешь в городе? Я думал, что ты вышла замуж за какого-то олигарха с юга и отправилась шиковать заграницу?
Моя дежурная улыбка ослабевает, хотя я чувствую, как уголки моих губ дергаются, пока я стараюсь продолжать улыбаться. Все мои теплые чувства и легкость, которые я только что испытывала, исчезают. Может он и прав насчет моей одежды, обувь от Gucci и джинсы от Balmain. Свитер от Donna Karan. Все это из моего гардероба последнего сезона, и я не говорю, что они из предыдущего осеннего каталога. То есть, они относятся к самому последнему сезону моей дизайнерской одежды. Другими словами, я больше не настолько богата, чтобы покупать такие вещи. Сомневаюсь, что на моем банковском счете достаточно средств для покупки резиновых сапог на случай дождя.
Сосредоточься на одежде. Не думай о том, что он еще сказал.
— Что? — спрашивает Мак, видя, как тает моя улыбка. — Что я такого сказал?
— И почему я чувствую себя как фаллоимитатор на свадьбе? — мы оба поворачиваем головы в сторону Айви и ее нелепого восклицания. — Подождите, — говорит она, сморщившись. — Не так.
— Однозначно, что это запасной хер на свадьбе, проказница, — говорит Мак, почти смеясь.
Да благословит Господь эту девушку, вмешавшуюся в мое бедственное положение, даже с этим приступом нелепости.
— Хер, фаллоимитатор, — говорит она, покачивая при этом руками, как будто взвешивая их. — Не большая разница, на самом деле. Одна — настоящая штуковина, а вторая — всего лишь что-то вроде...тофу.
— Тофу? — повторяю я.
— Ага, заменитель мяса.
— О, Господи, — возмущается Мак. — Ты не могла подождать, пока я уйду? Ни один мужчина не должен слышать, как его сестра рассуждает о…
— Членах? — отвечает Айви. — Как будто я не слышала от тебя и похуже.
— Да, но ты должна быть нежной девушкой, — возражает он.
— А ты должен быть в Лондоне.
— Я сделал небольшой крюк.
— То есть заблудился?
— Я поражен, — говорит Мак, хотя видно, что это абсолютно не так, — что время, проведенное за океаном, не научило тебя никаким манерам. Да, мэм, нет мэм. Почему манеры Фин не стерлись? Подумай об этом.
— Давай не будем говорить о стирании, — говорит Айви, скрестив руки на груди. — Это ящик Пандоры в вопросах мастурбации, о котором никто не должен слышать.
— Эй, поосторожнее, — сердито предупреждает Мак. — Не забывай о своем обещании.
Айви сгибает мизинец.
— Ты имеешь в виду мое малепусенькое обещанице? — ее голос приторно сладкий, но Мак прищуривается, и я решаю вмешаться.
— Смешные вы, ребятки. Даже не знаю, так уедешь на несколько лет и...не-а, ничего не меняется.
— Ой, ладно, ты ведь знаешь, что на самом деле мы любим друг друга, — смеясь, говорит Мак.
— Ага. Это правда. Я поклонюсь земле, под которой он, в конечном итоге, будет погребен.
— Это очень грубо, — осуждаю я.
— Упрямство злобной Айви всегда касается только меня. Со всеми остальными она очень мила и весела.
— Потому что ты этого заслуживаешь. — презрительно усмехается она. — И назовешь меня злобной еще раз, дебил, схлопочешь по яйцам.
— Оставь мои яйца в покое. Ладно? — спрашивает он, поднимая руки вверх, притворяясь, что сдается.
Айви фыркает.
— Фин — единственная здесь, кто знаком с твоим членом, мягкий пенис.
Мак издает мрачный смешок, но любезно меняет тему разговора, даже когда я начинаю невнятно отрицать. Это должно было быть секретом! Он притягивает нас обеих к себе, приобняв за плечи.
— Как мама? — глядя на меня сверху вниз, он слегка сжимает мое плечо. Моя мама и секс. Два слова, которые являются почти синонимами, не то, чтобы меня это оскорбляло. Я не могу извиняться за нее.
— Замужем. Похоже, наслаждается мечтой молодых, — вздыхая, отвечаю я. — Может скрасит себе пару лет. — Моя мама в настоящее время наслаждается своим мужем. Ага, верно. Наслаждается. Как будто дочери нужно слышать такое. Это вызывает у меня незамедлительную реакцию: во-первых, меня начинает подташнивать. А во-вторых, я начинаю жалеть, что у нее нет подруг. Стюарт — муженёк — младше ее на пять лет и чертовски похотливый. По ее словам, нет такого понятия, как слишком много информации. Сейчас она живет в небольшой деревушке престарелых в Алгарве, и это все является вескими причинами, почему я не осталась с ней.
Спасибо, Господи, за то, что у меня есть друзья.