Крайняя изба

Через несколько минут дверь и впрямь заскрипела, отворилась и на крыльцо, все так же несвободно и сгорбленно, вышел мужчина.

Как? Почему не женщина?.. Неужто она больна, неужто у нее что-нибудь серьезное?.. Да что же это такое, да как же?.. Стало быть, очень серьезное, раз сюда приехали. По пустякам к старухе Кислициной не приезжают. От пустяковой хвори женщину бы и в городе вылечили.

Мужчина спустился с крыльца, достал откуда-то из машины пачку папирос, спички, жадно закурил, прислонившись спиной к боку машины.

Ленка сделала неосторожное движение, зашуршала травой, выдала себя.

— А ну-ка, вылезай, — сказал мужчина. — Иди сюда, иди… не бойся.

Ленка намерилась дать деру, ей было стыдно, что она, такая большая, и подглядывает, но дружеский, доверчивый голос мужчины подбодрил девчонку. Она перелезла изгородь, опасливо подошла.

— Смелей, смелей… не кусаюсь, — подбадривал мужчина. — Ты чего прячешься? Как зовут тебя?

— Я не прячусь, — сказала, немного осмелев, Ленка. — Я просто не хочу, чтоб меня видели.

— А это не одно и то же?

— Нет, не одно.

— Ладно, — легко согласился мужчина, — пусть будет по-твоему. Так как же тебя зовут?

— Лена.

— Хорошо тебе здесь живется, Лен? — присел мужчина на корточки и с такой болью, с таким страданием заглянул девчонке в глаза.

— Не знаю, — опять оробела Лена. — Наверно, хорошо… не знаю.

Мужчина, видно, понял, что напугал девчонку, и, как бы очнувшись, натянуто улыбнулся:

— Как, Лен, не знаешь?.. Ну, чем ты тут занимаешься, играешь как? Подружки у тебя есть?

— Есть одна… Но она хочет в город удрать.

— В город? — удивлен мужчина. — Вот этого я вам от души не советую…

— Почему?

— Потому что вы глупышки еще, — мужчина слегка засмеялся, оттаяв лицом, — не понимаете ничего. Ведь вы здесь как мотыльки свободные, как трава в поле… успеете еще отведать городских прелестей.

— Я тоже так говорю Жанке, что сперва учиться и учиться надо.

— Правильно говоришь, — подхватил мужчина. — А главное, постараться понять, что все это, — мужчина повел вокруг рукой, — что все это навсегда в вас, никогда от этого не избавитесь. И как можно раньше понять.

— А как понять раньше? — изумлялась странным речам мужчины Ленка, находя их какими-то колкими и волнующими. Никто и никогда с ней так не разговаривал. Все только и говорят: учись, учись… далеко пойдешь. У тебя, мол, получится, у тебя голова! Не будешь же ты вечно торчать в Ключиках. А тут вот говорят совсем другое, и вполне вроде серьезно говорят, не насмехаются.

— Понять и просто и не просто, — заходил, волнуясь, перед Ленкой мужчина. — Не найду, что и сказать, что посоветовать… Съезди, конечно, и в город позднее… и там поживи, поучись. И это тебе многое даст… Но не увлекайся особо-то городом, не ломай, сохрани себя… Ты красивой-красивой, Лена, станешь.

— Как ваша жена? — сердце Ленкино замерло, она даже подумать об этом не смела, а тут вырвалось.

— Кто? — мужчина сразу опал, потух в лице. — Конечно, конечно… нет-нет, еще красивее.

Ленка часто-часто заморгала, заблестели глаза:

— Неправда! Зачем вы меня обманываете?.. Разве можно быть красивее?

— Можно, Лена… можно, — поспешно сказал мужчина и пободал девчонку двумя растопыренными пальцами. — Она вот не устояла, не убереглась от кое-чего…

«Нет, что-то здесь не так!» — надолго задумалась Ленка. Ну какая из нее красавица? Ее и в классе-то все не иначе как обезьянкой обзывают. Куда ей до красивой-красивой.

Вскоре глубокой тишине деревушки стало что-то мешать, сначала это походило на жужжание мухи, затем — на зуд овода, потом помаленьку переросло в рокот и грохот современной техники… Из-за бугра выкатил и лихо понесся по улице, вдоль пустующих домов, обшарпанный желтый «Беларусь», наполнив деревню отзывчивой трескотней, пылью и вонью отработанного горючего. Сбоку у трактора и чуть сзади торчал, мотался высоко задранный зубчатый пальцевый брус косилки.

— Ишь, как лихачит, — сказала Ленка, — всю машину до армии разобьет.

— Кто это? — спросил мужчина.

— Да Серега… Дикошарый это. Все его так зовут, дурной шибко.

Проезжая мимо, Серега, лохматый, крючконосый парень, нагнулся в кабине, нахально разглядывал мужчину и Ленку, зачем-то посигналил протяжно.

— Опять поздно катит… прогулял, поди, ночь-от, — ворчливо заметила Ленка. — Они с моим папой в верховьях Ключевой косят.

Как бы проваливаясь, снижаясь мотающейся кабиной, трактор исчез в логу, тотчас заглушившем, как в колодце, его трескотню.

— А что, Лена? — спросил после некоторого молчания мужчина. — Много сюда приезжают? Ну, к бабке вашей?

— Много… Летом, так каждый день почти. Кислицина всякую боль сымает.

— И кто к ней приезжает чаще? Кого она охотнее лечит?

— Чаще всего старики… Да еще дитенков часто приносят. Кислицина так и говорит: «Одне после меня на ноги встанут, а другие скорее в ящик сыграют…»

— Так и говорит? — озадачился мужчина.

— Так и говорит, — засмеялась Ленка. — Да вы не беспокойтесь! Это она говорит только, вечно такая. На самом же деле она добрая. Она вашу жену живо-два вылечит.

— Будем надеяться, будем надеяться, — раздумчиво повторил мужчина.

11