Крайняя изба

Поповскому дому сноса нет. Огромный, раскрыленный, из прочного красного кирпича сложенный, он возвышается над деревней, над местностью. Сюда, как к костру, ученики со всех сторон сходятся.

Занятия в школе еще не начались. В коридорах гвалт, кутерьма, ребятни полно. Рыжий, веснушчатый мальчишка, яркий, что осенний лист, возник перед Петрухой, обошел кругом и, не признав в нем равного, достойного себе, спросил задиристо и нахально:

— Зачем приперся?

Спросил и давай наступать, наскакивать, как петух, оттеснять Петруху к двери, он чуть повыше был:

— Иди себе… иди знай.

Коська хлопает конопатого по затылку, грозно и внушительно предупреждает:

— Он со мной пришел, понял?

Конопатый живехонько растворяется в толчее ребячьей. А Коська с Петрухой в раздевалку идут.

— Шубейку твою близко повесим, — говорит Коська, — чтоб найти мог, если домой раньше времени надумаешь… Шапка в рукаве, рукавицы в кармане.

Затем они в класс входят, просторную и высокооконную комнату.

В классе тоже полно ребятни. Но ребятня здесь не разнокалиберная, не как в коридоре, без мелочи пузатой. Старшеклассники, одним словом!

— А Сорока-то с ке-ем! — сипло оповещает школьник с забинтованной шеей.

Класс шумно сбивается вокруг пришедших. Мальчишки тормошат Петруху, девчонки журят, как заправские женщины.

— Утю-тю-тюу-у… — поет одна ласково, — кто к нам пришел-то-о!

— Чей такой хороший мужичок нагряну-ул? — в тон ей подхватывает другая.

И каждая норовит погладить Петруху, «козой» из двух пальцев забодать.

Неожиданно все по своим местам рассыпаются. Те третьеклассники, что в коридоре были, тоже влетают — на всю школу звонок трезвонит.

Коськина парта у окна, последняя.

— Тут будешь сидеть.

— Читать и писать учиться?

— Учиться, учиться… если толку хватит.

Входит учительница, полная, пожилая, в вязаной голубой кофте. Класс, как по команде, стих, замер в проходах меж партами, один Петруха сидит.

— О, да у нас гость? — восклицает учительница. — Петя Вяткин вроде… из Комарова? — Учительница приставляет к глазам очки, которые в руках принесла. — Верно, из Комарова. — Эта старая учительница всех ребят — и школьников, и не школьников — в окрестных деревушках и хуторках знает. — У нас, Петя, все встают, когда старшие входят.

Коська хватает Петруху за шиворот, сильным рывком на ноги ставит. Класс взрывается смехом.

— Сорокин, — строго замечает учительница, — ты, как всегда, перебарщиваешь… Здравствуйте, дети. Садитесь.

И урок начинается, урок математики.

Учительница вызывает учеников к доске, правила какие-то спрашивает, о каких-то примерах и задачах разговор ведет, оценки в дневники и журнал ставит.

Но Петрухе еще не под силу школьные, к тому же третьего года обучения, премудрости, ему быстро надоедает слушать учеников и учительницу. Лучше в окно смотреть.

Там, за окном, над полуразрушенной церковью, голуби резвятся. Стремительной серебристой стайкой взмывают они ввысь, покружат, покувыркаются в небесной сини и вновь опускаются на церковные развалины.

Вдруг Петруха вскакивает, упирается лбом в оконное стекло. Возле школы, к забору и деревьям принюхиваясь, Капка шныряет: по следам за мальчишками прибежала.

Петруха выбирается из-за парты, бежит по проходу. У стола его задерживает учительница:

— Что случилось? Почему без разрешения, Петя?

— Да Капка там!.. Я ее домой отведу, а то ее здесь собаки забидят.

— Ах вон оно что-о! — улыбается учительница. — Ну, ребята, — обращается она к классу, — разрешим Пете Вяткину доброе дело сделать?

— Разрешим! — хором отзывается класс.

— Ладно, Петя… ступай, — отпускает учительница. — И почаще наведывайся, привыкай к школе.

Класс вздыхает завистливо. Хорошо Петрухе: захотел — остался, захотел — «ступай». А тут вот сиди и толчи математику.

Капка встречает Петруху счастливым лаем. Собачонка до того рада, до того рада! И на брюхе-то она ползает, и на задние лапы встает, и прыгает свечкой, клюет острым носиком лицо мальчишки.

Петруха достает шаньги, одну собаке бросает, другую сам ест.

— Подкрепимся… и домой, — разговаривает он с Капкой. — Не то уж вечер скоро, темнеть начнет. Волки из лесу на дорогу выйдут, съесть могут… Что? Коська как?.. За Коську не беспокойся. У Коськи фонарик в портфеле. Он как посветит им, сразу все волки разбегаются.

Управились с шаньгами, пошли. Миновали последние избы.

— За мно-ой! — рвется вновь в бой Петруха.

Он теперь Коську замещает. Ох, как сладко командиром быть, чувствовать в себе храбрость и ловкость! Будто бы кто подхватил тебя и на крыльях несет. Несет, несет и на угор вносит… Здесь Петруха постоял, поостыл под ветерком малость, опять, как с Коськой давечь, размахом и ширью земли залюбовался.

Дали заречные замглели уж, дымкой подернулись. Долог ли день в начале зимы. Только-только, казалось, перевалило за полдень, а солнце уж краснеет, на спад идет. Небо выстыло, отстоялось в преддверии звезд, бездонная глубина его обозначилась.