Крайняя маза

- Меня знают только Борис Михайлович и Василий Васильевич, начальник службы безопасности. А в офисе мне запрещено показываться. Тайный агент я, понимаешь? По особо деликатным поручениям.

- А как ты думаешь, она догадывается, что ее хотят убрать из фирмы? проглотил Смирнов "особо деликатные поручения".

- Догадывается, точно. Но и думать не думает, что альтернатива этому смерть в подъезде или в собственной машине. Жалко ее. Баба она хорошая...

Последнюю фразу, закончившуюся мечтательным вздохом, Смирнов не слышал. Он, закусив губу, думал о Юлии. Стылый, подосадовав, что шпилька осталась не воспринятой, продолжил:

- Мне кажется, что ты должен попытаться ее спасти. Хотя бы потому, что вы часто видитесь, ездите вместе, и у тебя есть шанс загреметь на небеса вместе с ней.

Смирнов молчал, исподлобья поглядывая на радетеля своей подруги. И своего радетеля.

- Ты что смотришь? - спросил Стылый простецки.

- Да не верю я тебе. Знаешь, что из твоих слов получается?

- Что?

- Да то, что тебе приказали устранить Пашу... Ты же докладывал о нем своему начальнику? Докладывал. И он наверняка подумал, что не зря Центнер и Юля в одном доме тайком тусуются. И приказал тебе помимо Юли и с Пашей разобраться. И ты, сукин сын, расправился с ним моими руками. Расправился и меня в свою выгребную яму с головой окунул. Повязал, короче, по рукам и ногам.

- Шерлок Холмс... - с улыбкой протянул Стылый. - Ничто от твоего дедуктива не спрячется. Устранить человека чужими руками в нашем деле - это шик, высший класс. Кстати, Паша - это тот гангстер в третьем поколении, о котором я тебе рассказывал... Он нас крышевал.

- Ну-ну... - Смирнов представил Юлию в компании Центнера. - Ну и как ты мне предлагаешь ее спасти?

- Ты должен убедить Остроградскую оставить фирму, и уехать с тобой в кругосветное свадебное путешествие. С Пашиными деньгами, естественно.

- Вот почему ты их мне подарил...

- Факт. Благотворительностью я не занимаюсь, масштаб не тот. Так как, поговоришь с Юлией?

- Бесполезняк. Утопия... - проговорил Смирнов, вспомнив свою несгибаемую подругу.

Стылый скривился.

- Мне бы кто такое предложил... Кругосветку. Представь: волны с хохолками пены, яхта под парусами, белая майка с какой-нибудь идиотской надписью типа "Поцелуй мою биту, она не мажет", сухой мартини в высоком стакане с трубочкой и любимая женщина в прохладной каюте. В бикини, с туманными глазами и розовыми пятками...

- Юля не согласится уйти, - покачал головой Евгений Александрович. Полезет в бутылку. Сто пудов. Она не только Дева, но и Коза. Термоядерная смесь.

- Тогда ей конец, - Стылый с жалостью смотрел на Смирнова. - И мне, и тебе тоже.

- И каким это образом конец?

- Это просто, как дважды два. Хоть я и сказал Василию Васильевичу, что не имею к исчезновению Центнера ни малейшего отношения, со временем он сообразит, как это исчезновение использовать в интересах Бориса Михайловича. Короче, он Пашу на Юлю повесит, зуб даю, повесит. Скажет братве, что по слезной ее просьбе убил его ты. Она его к тебе заманила, а ты убил. Свидетели, поверь, найдутся. Та же уборщица Рая хотя бы. И тогда я, тебе, дорогой Евгений Александрович, не завидую. Они на краю света тебя найдут. И по капельке всю кровь выпустят. Из тебя, из Юлии, из твоего сына, из твоей доченьки и мамочки, а также из всех твоих домашних тараканов. После всего этого ты расколешься, и все про меня и себя расскажешь.

- А почему ты тогда со мной канителишься? Мог бы давно меня вечерком на улице подстрелить. Или, что совсем хорошо, инсценировать что-нибудь популярное и убить нас обоих?

- Что-нибудь популярное? Типа твоей ссоры с ней, любовницей? С ее убийством зазубренным кухонным ножом и последующим твоим ностальгическим самоубийством через повешение на батарее парового отопления? Мог, конечно. Но в награду за устранение Остроградской меня убили бы. Ликвидаторы таких известных людей, как она, продолжительностью жизни не отличаются, ты это хорошо знаешь. А если бы я убил тебя одного, то мне все равно пришлось бы продолжать работу с Юлией. И потому я решил на вашу с ней сторону переметнуться. Это единственный для меня шанс и рыбку съесть и на не сесть. Вы же - гуманисты, вы на всякий случай или просто так не замочите.

- Это точно, - скривился Смирнов.

- Ну так что ты выбираешь? Смерть Бориса Михайловича, или свою смерть и смерть своих близких?

Смирнов представил свою мать зарезанной. Замученного сына. Дочь, убитую ударом тяжелого ботинка. И с ненавистью посмотрел на Стылого.

Тот напомнил ему кобру, ушедшую на заслуженный отдых в расцвете сил.

- Послушай, а ты и в самом деле работал в органах? - спросил он, спросил, чтобы хоть на минуту вырвать из сознания жуткие картины, навеянные собеседником.

- Майор в отставке, - хмыкнул Шура. - И учился, между прочим, не в Минске, а в Москве.

- В КГБ бывают отставники?

- Бывают. Выперли меня в девяносто первом, сразу после августовских событий.

Жуткие картины - убитые сын, дочь, мать - не покидали сознания Смирнова.

- Я могу навести справки, - продолжал он изгонять их. - У меня есть на Лубянке один человек...