Крайняя маза

Евгений Александрович покрутил в руках непривычную для него штучку и поставил ее на зарядку (Юлия показывала, как это надо делать). Сердце его осязаемо билось, он чувствовал: есть кураж! Все получится!

Сделав дыхательную гимнастику для успокоения, Смирнов ощутил себя равнодушным удавом, и набрал номер Бориса Михайловича.

Ответил голос, уверенный, но не сильный, с драматической подкладкой, голос, очень похожий на голос одного из известных телевизионных ведущих.

- Да, вас слушают.

- Константин Константинович?

Смирнов старался придать голосу женственные нотки. У него получилось. Приручающий голосок Марии Ивановны был на его памяти.

- Нет, вы ошиблись номером.

- Неужели? Простите... А у вас приятный голос... Очень похожий на голос друга. Не моего друга, у меня сейчас нет друзей, - а просто хорошего, надежного друга. Извините, бога ради. Всего вам доброго.

Смирнов отключился. И чуть было не разбил мобильник об пол.

От радости.

Он почувствовал, что рыбина из семейства гомосексуалистов заглотала приманку. И не надо звонить, "ошибаться" вновь, он сам позвонит через минуту. Нет, надо куда-нибудь позвонить, занять свой номер, надо потрепаться с кем-нибудь, пусть, гад, помучается.

Нет, нельзя медлить. Отвлечет его сейчас секретарша или водитель - и все, увяли помидоры.

Борис Михайлович позвонил через три минуты.

- Извините, вы только что звонили мне... Вы еще сказали, что мой голос похож на голос хорошего друга. Я хотел сказать, что у меня тоже нет друзей... Давно. Я одинок, как и вы...

Из трубки раздавались шумы автострады.

- У вас, без сомнения, есть жена, - Смирнов удалось окрасить голос одним миллилитром ревности.

- Да, есть. Но мы чужие. Спим в одной постели, но даже не разговариваем. Слово в неделю, не больше. А вы женаты?

- Был три раза женат. Естественно неудачно. Мне кажется, я чего-то в женщинах не нахожу. Нет в них... Господи, что же я так с вами разоткровенничался?

- Наверное, мы близки друг другу, - сказал Борис Михайлович подрагивающим голосом. Может быть, пообедаем где-нибудь по-дружески, при свечах? Я еще не ужинал. И, кажется, не обедал. Вы любите китайскую кухню? Или предпочитаете армянскую?

- Исключено. Я очень трудно знакомлюсь с людьми. И, простите, неохотно. Представьте, какая мука находиться час или даже меньше рядом с человеком, который тебе чужд, который тебя не понимает, который тебе не нравиться? Сидеть и что-то говорить, что-то слушать, кивать, криво улыбаться, думая о чем-то своем...

Живые дорожные шумы сменились нервной тишиной автомобильной пробки.

- Представляю... Мне давно никто не нравится...

- Вы одиноки?

- Тысячу лет... Я делаю что-то, делаю то, что надо другим, а им все надо и надо... Иногда я просыпаюсь утром, совершенно разбитый прошлым и будущим, и думаю: "А зачем мне все это? Зачем я живу? Зачем я вообще родился?"

- Вам надо завести молоденькую глупенькую любовницу, глупенькую и очень красивую. И потакать ее маленьким глупостям, покупать дорогие подарки, ходить перед ней на четвереньках и называть себя ласковым котиком...

- Я пробовал. Потакал, дарил бриллианты, делал глупости, даже ходил на четвереньках и называл себя пушистым рогатеньким козликом...

- "Но сердце холодно и спит воображенье"?

- Да.

- А может быть, вы...

- Голубой? Не знаю...

- Психоаналитики утверждают, что мужчины с возрастом голубеют... Всю жизнь их выжимают, как лимон, всю жизнь требуют от них активности, плодотворности, всю жизнь их заставляют насиловать себя и других, заставляют зарабатывать деньги. И в один прекрасный момент им все это надоедает... И они ловят себя на мысли, что быть женщиной лучше. Женщиной, не знающей страха импотенции. Женщиной, которой угождают. Женщиной, которой добиваются. Женщиной, которую, наконец, просто покупают за живые деньги...

- Нет, я не такой. Но вас я понимаю...

Смирнов постарался вспыхнуть. Получилось не очень:

- Вы подумали, что я говорю о себе? Мне нет и двадцати пяти.

- Нет, упаси меня бог! Но мне кажется, что в вас есть женские черты, и я ловлю себя на мысли, что мне это приятно...

- Извините, у меня, кажется, сгорели отбивные... Приятно было познакомиться... Прощайте.

Смирнов, ликуя, отключил телефон. Не пройдет и двух дней, как эта голубая акула будет биться в его сетях. На часах было половина девятого. Через полчаса акула будет дома. Поест, сидя напротив непроницаемой жены. Заметит тщательно загримированное пятно на ее шее. След, а по-русски засос, оставленный разбитным сантехником. Криво усмехнется. И опять улетит мыслями к телефонному знакомому. Сладкими мыслями. Возбудится. И уединится в кабинете с охранником Ильей. Прогонит его через пять минут. И тот уйдет с охапкой одежды в руках, уйдет, недоуменно оглядываясь.