Крайняя маза

- Ну ладно, ладно, больше не буду. Понимаешь, как только вспомню, как ты в моей заднице паяльником ковырялся, так меня и тянет какую-нибудь особенную гадость сказать.

- А ты забыл, за что я тебя паяльником зондировал? - набычился Евгений Александрович.

- Ну ладно, ладно, давай завяжем старое поминать, непродуктивно это. В общем, договорились они на рандеву в одиннадцать вечера у кораллового рифа, что наискосок от пирса. Потом ты позвонил, она в туалет сразу убежала, чтобы, значит, Витька не слышал. Вернулась, вся улыбчивая - ты, небось, ей про любовь говорил, уговорила здоровущего омара и пошла в обнимку с Соболевым к отелю. В фойе он предложил к нему в отель ехать, ананасы с шампанским на широкой его кровати кушать, но Юлия отказалась, хотя и пьяненькая была. "Что ты, милый, - сказала. - Я как-никак невеста, я другому отдана и буду век ему верна".

- Врешь.

- Вот те святой истинный крест! - перекрестился Стылый. - Я же тебя нарочно доставал, по злой памяти. Про презервативы и прочее выдумывал из жалкой мести. А Юлия, я видел, только о тебе и думает...

- Ну-ну. В сумочке она, конечно, не пакетик с презервативом нащупывала и не упаковку с прокладками, а мою фотографию...

- Не знаю, не видел. Когда я в номер ее пробрался, она уже спала. Я осторожно так таблеточку ей за щеку сунул, чтоб не подымалась до ночи, взял ее купальник, потом ноги, грудь в ванной побрил - себе, конечно, - Стылый поднял брючину, показывая гладкую лодыжку, на который шелковый платок никак не задержался бы, - и, поехал в город за рыжими волосами и аквалангом. Короче, когда я к Витьке на свидание подводное нарисовался, он меня в упор от Юлии отличить не смог, хотя и фонарь у него был аховый. С орхидеями офигенными, подплыл, ста баксов, точно, не пожалел. Ну и дурак, я сразу понял, что перо у него в букете.

Потом кино было. Он букетом меня приманивать стал, как кошку сметаной, а я возьми и вынь из-под чашечки купальника поролона кусок, которым я грудь третьего номера изображал. Витька аж рот раскрыл, я видел. Этого секундного замешательства мне хватило. Видел бы, как его кишки среди кораллов расплылись! Красота! Жаль только вволю полюбоваться не удалось - рыб этих тропических миллион налетело, будто и не спали. А как я его за эти кишки на глубину тащил - хоть сценарий пиши! Дарю сюжет, писатель! Нет у тебя вина больше?

- Сейчас схожу, заслужил, - сказал Смирнов и, не мешкая, ушел в магазин. Ему самому хотелось выпить.

23. Остался год.

Поставив на стол бутылки, Смирнов увидел, что мобильный телефон лежит не там, где находился перед его уходом.

- Это я интересовался входными звонками, - поймал его взгляд Стылый. Чувствовалось, что он смятен. - Похоже, ты сейчас с Борисом Михайловичем в корешах... Продал меня с потрохами, да?

- Да нет... Мы просто с ним друзья сейчас. На днях должны встретиться. Поможешь? Мне как-то стремно. Не моего ранга человек... И за задницу свою, честно говоря, побаиваюсь.

Стылый испытывающе смотрел с минуту. Решил поверить. И хохотнул неестественно:

- Конечно, помогу! Я в отличие от тебя знаю, что перу и пуле все равно чье мясо рвать - кандидата наук или генерального директора. И ориентация им по фене. Расскажи, как рыбку зацепил, интересно.

- Давай лучше выпьем.

Шура взял в руки бутылку и принялся изучать этикетку. Смирнов подошел к окну. Под домом магнитная лента опутывала ветви деревьев. У дороги стройная девушка на высоких каблучках ловила машину. Третью поймала.

- Ну, расскажи, не задавайся, - вторично попросил Шура, лишив бутылку пробочных мозгов.

- Секрет фирмы, - вернулся к столу Смирнов, услышав бульканье наливаемого вина.

- Если ты действительно его словил, то нам с тобой можно фирму открывать по замочке арбузов. Ты будешь их отоваривать, а я - мочить. Давай, выпьем за наши успехи и твою будущую свадьбу!

Они выпили. Смирнов вспомнил, что за человек сидит рядом с ним, и ему захотелось уехать в тайгу, в Приморье. Он вспомнил зимовье, в котором когда-то пережидал дождь. Рядом с покосившейся избушкой рос одичавший табак, на берегу затейливой речки, полной юркого хариуса, стояла банька. Он уже убегал от людей в это зимовье, но поравняться с природой не смог... Смирнов усмехнулся. "Чуждающийся людей равен природе", - говорил Конфуций. Значит, он не равен природе и не чуждается людей. И Шуры тоже. Они - это он, а он это они.

- Слушай, я тут в самолете думал насчет твоей мысли, что на Земле надо оставить сто миллионов людей... - вырвал его из тайги Шурин голос.

Смирнов непонимающе смотрел на него несколько секунд.

- Я так не говорил, я говорил, что Природа в конце концов оставит на Земле сто миллионов человек.

- Как это Природа?

- Да так. Понимаешь, она наталкивает людей на правильные для нее решения. Она их учит и проталкивает в единственно верном направлении. В частности, она весьма наглядно показала, что произойдет, если будущее цивилизации будет поручено фашистам или коммунистам.

- А как без фашистов и большевиков сократишь численность населения? Это невозможно.

- Возможно.