Крайняя мера

Никакой реакции. Человек по-прежнему стоял в прежней позе, не подавая никаких признаков того, что он нас услышал. Мы приблизились еще на несколько шагов. Я чувствовала, как сильно бьется мое сердце, а что касается Мити, то его насморк как рукой сняло — страх, господа, лучшее лекарство от простуды и аллергии.

— Нам нужен Богомоленко, — снова подала я голос. — Вы знаете, где его можно найти? У нас к нему разговор минут на десять.

Произошло чудо. Человек соизволил откликнуться на наш вопрос:

— Это я.

— Ну тогда, может быть, вы повернетесь к нам фасадом?

— Угу, — раздался глухой голос. Богомоленко резко развернулся и с криком: «А ну уматывайте отсюда, сволочи!» — выстрелил.

Пока Богомоленко разворачивался, я втолкнула Митю за дощатую загородку, к которой был прислонен высокий железный щит, так что мой клиент был в безопасности. В то же время я выхватила пистолет и выстрелила, метя, впрочем, не в Богомоленко, а в спусковой механизм его бандуры.

Черт возьми, как я сразу не догадалась, что у него в руках двухстволка! Выходит, этот гад просто-напросто подпускал нас поближе!

Но зачем? Ведь Богомоленко стрелял вовсе не в нас, а поверх голов.

Можно сказать, что этот выстрел был даже прицельным — пуля вмазала в мешок с цементом, стоявший на стропилах, и теперь рядом со мной сверху текла серая пыльная струйка.

Богдан Богомоленко с горечью посмотрел на раскуроченную винтовку и, смачно сплюнув, отбросил ее в сторону. Поиграв желваками, он глухо произнес:

— Чуть палец мне, стерва, не отстрелила. Ну да ладно, ваша взяла. Сколько?

— Я же сказала: минут десять, — ответила я, пряча пистолет.

— В смысле?

— В смысле поговорить.

На изможденном лице Богдана Богомоленко отразилась сосредоточенная работа мысли.

— Так вы не за деньгами приехали? — почти радостно спросил он.

— Нет, конечно. А что, у вас проблемы? — поинтересовалась я.

— Не то слово, — вздохнул Богомоленко. — Какая-то шпана в последнее время докалывается. Вроде давно уже такого не было — и вот снова!

— Позвоните Усову, — предложила я. — Может, и поможет разрулить.

— Я ему уже звонил недавно, — сказал Богомоленко. — Как-то нехорошо все время просить об одолжении. Хоть и кореши бывшие, а все равно в лом.

При слове «одолжение» Митя выбрался из своего укрытия. Судя по его виду, парень пребывал в какой-то отчаянной решимости.

— Одолжение?! — с яростью в голосе повторил он. — Ну так посмотри на это одолжение, козел вонючий! Все, полюбовался? А теперь говори, как на духу, что ты от меня хочешь, скотина!

— Да ты чо, парень?

Вдруг раздались торопливые шаги. Кто-то довольно громоздкий быстро бежал по направлению к нам. Я на всякий случай отступила и была уже готова снова рвануть пистолет из-за пояса, но в это время…

В луче света, пробивавшегося сквозь стропила, возникла полная женщина.

— Ты стрелял? — спросила она у Богомоленко. — Снова эти, рэкетиры?

Богдан покачал головой.

— А вы что тут делаете? — обратилась она к нам. — Зачем вас черт принес?

Приглядевшись повнимательнее к Дмитрию Владимировичу, она вдруг всплеснула руками и бросилась к нему на шею с воплем:

— Димочка! Сыночек мой!

Ни хрена себе! Вроде она не собирается его придушить, хотя и могла бы, если бы навалилась покрепче. Неужто и вправду — его мама?

— Так вот в чем дело! — радостно расхохотался Богомоленко. — Ну вы даете!

Пока толстуха тискала Митю, я подошла к Богомоленко и, прикурив от поднесенной зажигалки, спросила его напрямик:

— О чем ты просил Усова?

— Ты понимаешь, — виновато сморщился Богомоленко, — баба моя вбила себе в голову сынка повидать. Она рассталась с его отцом лет шестнадцать назад, ну и что-то у нее всколыхнулось, когда в газете как-то раз увидела фамилию, значит, Корнелюка.

— Ну и?

— Так мы ж тут безотрывно. — Богомоленко развел руками. — Навоз, поросята да трактора. А у него — музыка. Вот Мария Ахметовна и говорит — не могу дальше спокойно жить, пока не послушаю, как сын играет. Ну я и звякнул Усову, чтобы тот узнал, когда Дмитрий у них в консерватории на концерте будет выступать.

— И это все? — разочарованно вздохнула я. — Какой, блин, облом! Черт бы вас побрал с вашей сентиментальностью…

Митя с трудом выкарабкался из объятий Марии Ахметовны. Она говорила беспрерывно — то радовалась, какой Митя взрослый, то просила прощения и бухалась на колени перед Митей, а он бросался ее поднимать.

Я поймала умоляющий взгляд Мити и решила прекратить эту сцену из бразильского сериала.

— Все, у нас больше нет времени, — решительно сказала я, взглянув на часы. — Прекращайте ваши слюни или, по крайней мере, перенесите лобзания в машину, если не хотите, чтобы Митя опоздал на концерт.

— Но мне нужно переодеться. Отпустишь меня, Богданушка?

Богомоленко с облегчением кивнул и, извинившись, что не сможет составить нам компанию, отправился по своим фермерским делам.

— У меня, вообще-то, платье подходящее есть, но его погладить нужно. И сапоги нечищенные. Минут двадцать у нас найдется? — И Мария Ахметовна беспомощно посмотрела на свою телогрейку.