Крайний случай

Родные звали ее тетя Эля. Она отличалась азиатским типом лица, немного раскосыми глазами и легкой картавостью: с детства вместо звука «р» произносила «л», а вместо «ж» – «з». И была в ней одна черточка, которую близкие окрестили как дурнинку, в результате обладания которой, дожив до своих шестидесяти пяти, замуж она так и не вышла. Работала воспитательницей в детском саду, купалась в непосредственности малышей, жила в однокомнатной квартире с лоджией и круглогодичной централизованной горячей водой, что было в тех местах редкостью, и больше ничего не желала.

И вот на старости лет этой тете удивительно повезло: в нее вдруг взял да влюбился такой же старый, но очень обеспеченный грек. Самый настоящий грек, родом из Греции, приехавший в российскую глубинку по делам. Ухаживал он за тетей с размахом, свойственным людям романтическим и состоятельным. Денег не жалел, надеясь покорить до сих пор непокоренную женщину, увезти сей российский трофей к себе на родину и спокойно пожинать плоды теплых чувств в прохладе пожилого возраста.

Грек в глубине души уже считал тетю своей женой и, поскольку любил покушать, частенько приносил ей в дом мясо и фрукты, ожидая, что вечером при тайном мерцании свечей они вдвоем съедят сочные отбивные, насладятся красным вином из тонких хрустальных бокалов, также купленных им накануне. А затем вспомнят прошлое, поделятся тайнами, и в глазах тети вспыхнут искорки нежных чувств, свойственных молодости. В общем, грек пребывал в царстве грез.

Но в однокомнатной квартире с лоджией и круглогодичной централизованной горячей водой витали совсем другие настроения. Тетя, не привыкшая к мужскому обществу, побаивалась грека, садилась на телефон и обзванивала своих подружек, сзывая их на ужин из дармовых продуктов. И те слетались на запах мяса, как мотыльки на свет, что в наше непростое время совсем не предосудительно.

Вечером приходил грек и заставал целое общество стареющих женщин. Он терпеливо ждал ночи, думая, что подружки разбегутся по домам и, наконец, наступит время философских бесед. Но тетя заходила к соседям и выпрашивала раскладушки и матрасы на всю компанию. Так они и спали все вместе. И никаких бесед. Грек молча страдал.

Но это было полбеды. Вторая половина заключалась в том, что была тетя экономная и безалаберная. Даже когда укладывала гостей ночевать, то стелила всем старые, дырявые простыни. Грек, глядя на это, покупал ей новое постельное белье, но каждый раз ему стелилось старье. Как-то раз он не выдержал и спросил: «Эля, может, тебе еще комплект белья купить?» На что получил: «Не надо. У меня пять новых комплектов узе плипасено». «Так ты их достань. Что их копить? Жить-то осталось…» – говорил Грек. «Ничего, полезат», – отвечала его любовь.

А как-то грек попросил тетю постирать носки. Та взяла их кончиками пальцев, отнесла в ванную комнату, бросила в кучу грязного белья, а чуть позднее позвонила своим подружкам и сообщила: «Он еще хочет, чтобы я ему носки стилала. Как бы не так. Нашел слузанку!..»

Вся родня тети, мечтая о берегах Адриатического моря, уговаривала ее опомниться, быть ласковее с зажиточным иностранцем. Но до свадьбы дело не дошло. Грек не выдержал и умер от апоплексического удара прямо после очередной ночи, проведенной у тети на дырявых простынях, в компании ее подружек, так и не дождавшись постиранных носков.

Ожидание встречи

«Женское сердце для мужчины такая же тайна, как мужское – для женщины. Но нет ничего интереснее, чем копаться в чужих тайнах…»

Ее стали терзать воспоминания о былой любви. Она все чаще меняла прически и приобретала обновки… Но, увы. Супруг никак не реагировал. Он заботился о ней и о детях. Примитив по сравнению с прогулками под луной и поцелуями в кустах черемухи. Она слышала от него россказни про дела и занятость, а ждала искорки страсти. Правда, добрую половину ее чувств забирали дети. «Но зачем же хоронить вторую половину?» – спрашивала она себя и, ухватившись за предложение врача, стала ездить в санаторий. Одна.

Вечерами она выходила на санаторную аллею, присаживалась на скамейку и ждала, сама не зная чего. Беззаботность тешила и раскрепощала. Она чувствовала себя незамужней, способной на самый сумасбродный поступок. Вокруг беспечно прогуливалось множество незнакомых людей. Возле входа в санаторий грохотала музыка, воскрешавшая настроения студенческих вечеров. И… никаких забот.

Обесцвеченные волосы, округлое лицо. Едва заметные морщинки, странная походка носками наружу. Ресницы, накрашенные так сильно, что на них видны кусочки краски. Дуги бровей соломенного цвета. Вот ее приблизительный портрет. Имя – Алла.