Это придало мне уверенности. Нам встретилось еще с дюжину таких стай, но все они быстро ретировались. Скоро мы вышли на другой мыс у бухточки с пляжем. Я вспомнил, что видел его с моря и отметил как последний лесистый участок перед утесами. Кустарник с несколькими деревьями спускался к самому пляжу с серым песком — на нашей стороне острова песок был намного белее. Я насчитал внизу семь или восемь знакомых бесформенных пятен.
— Ага, — удовлетворенно сказала Камилла.
На мысу пауков как будто не было, поэтому мы сели и достали бинокли.
Мой мне мало помог. Я не различал отдельных особей в этих плотных скоплениях — все равно что невооруженным глазом смотреть. Все группы выглядели одинаково, и ни одна не двигалась. Но тут Камилла тихонько вскрикнула, и я увидел, как одна клякса все тем же единым строем ползет по берегу.
— Что-то их насторожило, — сказал я, видя, как двинулось и второе пятно.
— Это краб. Вон, под деревьями.
В самом деле, темное пятнышко спешило из-под деревьев к воде, а обе паучьи стаи заходили наперерез. Краб повернул, и оба пятна тут же сменили курс.
Краб остановился и замер, подняв клешни. Обе группы замедлили ход и тоже остановились в паре футов одна от другой. Краб опять устремился к воде. Он, возможно, дошел бы, поскольку его скорость была чуть выше паучьей, но тут дорогу ему пересекла третья стая. Он, как видно, заметил ее в самый последний момент и свернул. Поздно: пауки насели со всех сторон. Краб пробежал еще пару футов и скрылся из глаз под бурой кишащей массой.
— Поучительно, — сказала Камилла, опустив бинокль. — Их наивысшая групповая скорость — около четырех миль в час, а зрение, как у большинства пауков, плохое. Вы заметили, что они потеряли краба, когда он остановился? До того они предугадывали его курс и старались перехватить его. Очень интересно: значит, их коллективному сознанию известно, что он стремится к воде. Когда же он менял направление они через пару секунд делали то же самое. Весьма любопытно, весьма, а самое удивительное, что они одолели краба, одетого в панцирь. Должно быть, начали с глаз или с ножных сочленений, хотя…
Она снова поднесла бинокль к глазам и навела на группу, за которой наблюдала еще до краба. Та не перемещалась, но не была и статичной — пауки там находились в состоянии непрерывной активности, как и те, что кишели над крабом.
— Может, там у них другой краб, — предположил я.
Время близилось к одиннадцати часам. После раннего старта я порядком проголодался и достал из рюкзака сэндвичи. Мы поели, не переставая следить за происходящим на пляже.
День был теплый — слишком теплый для наших костюмов, но я не испытывал искушения что-то снять: паучья банда могла материализоваться в любой момент. Завернул только кверху сетку на шляпе, чтобы в случае чего сразу ее опустить. Сама шляпа пришлась как раз кстати, ведь солнце палило вовсю. Я мечтал о бризе, но в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения. Камилла, перенесшая внимание на большое полотнище паутины чуть дальше от берега, вдруг снова вскрикнула и схватила бинокль. Взглянув туда же, я не сразу различил встающую над белой пеленой призрачную колонну — она виднелась только на синеве неба, да и то еле-еле.
Камилла запрокинула голову, я сделал то же самое. Колонна уходила в неоглядные выси. Может, это пар от горячего источника? Нет, пар расселся бы на высоте сотни футов. Чуть дальше я разглядел такую же колонну. Эта отклонялась в сторону, поднявшись примерно на тысячу футов, а потом уходила дальше. Водя биноклем, я насчитал еще три, а вдали смутно маячили другие.
— Мы, вероятно, ошиблись, — сказал я. — Это вещество — не паутина. Оно испаряется.
— Самая настоящая паутина, — возразила Камилла, — а эти столбы — эмиграция. Пауки на экспорт. Нашли термальный поток и поднимаются вместе с ним. Миллионы паучат улетают в широкий мир.
— Пауки летать не умеют.
— Детеныши умеют, если условия подходящие. Паутина — замечательная субстанция. Не читали «Путешествие на корабле „Бигль“»? Как они там просыпаются утром в ста милях от суши и видят, что вся палуба и рангоут покрыты множеством паучков? В тихий и теплый день вроде этого паучата забираются на дерево, на куст, даже на травинку, выпускают наружу несколько дюймов шелка и ждут. Рано или поздно восходящий поток воздуха подхватит паутинку и потянет их вверх, как планеры. Тысяч на двадцать футов, если не больше. Это самое мы и видим.
Я попытался представить, как миллионы паучат летят по ветру, который может принести их к новой земле.
— Но ведь они все окажутся в море.
— Девяносто девять целых девяносто девять десятых, — согласилась Камилла, — но что это значит при их плодовитости? Какая-то доля процента выживет и начнет размножаться. — Она внимательно разглядывала колонны. — К счастью, поднимаются они высоко, а ветер в верхних слоях восточный — преобладающий здесь, я думаю. Он уносит их от нашей лагуны, иначе пауки весь остров заполонили бы.
В этот момент мы с ней увидели, как отряд пауков вышел из травы и направляется к нам. Я хотел встать, но Камилла меня удержала.