Крах

– И в чем смысл приклеенной ручки? – спросила Блум.

– Думаю, вызвать замешательство, – сказала Ди. – Выиграть время. Все всё подписали. Все мертвы. Что дальше?

– Нет! – вдруг воскликнул Бергер. – Черт возьми, нет. Подписание бумаги – это ложный след. Думаю, они там ничего не подписывали. Это лишь предупреждение одному человеку. Сидеть тихо, что бы ни произошло. Думаю, по меньшей мере двое из братьев начали противиться Блоку, когда он подобрался близко. Отказались продавать или подняли цену. И тогда Блок начал с ними разбираться. Таким образом постепенно все сводится к одному человеку. Одному человеку, которого можно обработать. Это тебе не множество легкомысленных, ненадежных сыновей. Человек, для которого, возможно, деньги важнее, чем жизнь супруга и четверых детей. Особенно учитывая, что она купила себе дополнительных пятьдесят лет жизни. Когда все наследники будут мертвы, Тилли Дальбери продаст фирму, уедет на Гавайи и заживет чудесной, заслуженной дополнительной жизнью.

Лишь когда они закончили говорить, до них донесся запах подгоревшего жира.

Ди встала, словно в тумане. Кусочек непереваренного бургера вылетел на пол. Никто не обратил на это внимания.

– Получается, эта несчастная девушка должна была стать кульминацией пляжных убийств? – воскликнула она.

– Поясни, – сухо ответила Блум.

– Конечной точкой убийств топором задумывался Конни Ландин, – пояснила Ди. – А вот конечной точкой пляжных убийств вряд ли была ничем не примечательная, скажем, немка с родинкой на щеке. Разумеется, кульминацией должна была стать его мама, по всей видимости, папина сообщница, которая, возможно, даже присутствовала на том пляже пятого июля девяносто пятого года.

– Получается, что эта несчастная девушка в подвале – лишняя, – подытожил Бергер. – Может, он хотел сохранить ее замороженной навсегда? А вам не кажется интересной цифровая символика? Четыре замороженные жертвы и четверо братьев? Ему, похоже, такое нравится.

– Тилли важнее, чем мы думали, – сказала Ди, хватая свой мобильник. – Надо проверить.

Проверить не удалось. Никто не ответил. Она попробовала позвонить на другие номера. Наконец, дозвонилась, ее переключили на нужного человека.

– Тилли Дальбери прибыла в Главное управление? – спросила она.

По выражению лица Ди невозможно было ничего понять.

Блум ковырялась в своем салате, Бергер приступил, наконец, к бигмаку. Он уже лет двадцать такого не ел. Вкуса совсем не чувствовалось.

Ди скорчила такую гримасу, что сомнений не осталось. Тилли не доехала до полиции. Кто-то перехватил ее по дороге.

Это было совсем неприятно. Даже для трех полицейских, которые много чего повидали на своем веку. Ведь в глубине души все они были именно полицейскими.

Матильда представляет для Блока ценность, но только когда устранены все сыновья. Либо Блок похитил ее, чтобы держать под контролем, либо ее забрал убийца. Ее сын.

– Патрульную машину остановили в паре кварталов от полицейского управления, – сказала Ди. – Двоих сотрудников пристегнули наручниками к машине прямо в центре Стокгольма.

– Блок или сын? – спросил Бергер. – Кто ее похитил? И где они теперь?

– Блок застрелил бы полицейских, – предположила Ди. – Ее похитил тот, кто оставил нам загадку. Мы найдем его, только если разгадаем ее.

Она передала свой телефон Бергеру и Блум. Три синие фишки на одной ступеньке и пять таких же фишек на ступеньку выше. Что это могло значить?

– Нравится ему играть, – сказал Бергер. – Вспомните двухстороннюю стрелку.

– Синий цвет, – произнесла Блум. – Он и раньше оставлял нам синие послания. В маленьких колбочках с синими крышками.

– Три, – сказал Бергер. – Три брата? Три мертвых брата?

– А кого тогда должно быть пять? – спросила Ди.

– Пока мы тут сидим с этим дерьмом, многое решается, – напомнил Бергер.

– Пять чего-то поверх трех мертвых братьев? – произнесла Ди. – Как это вообще может нас куда-то привести? Не говоря уже о том, чтобы вывести на правильный путь.

– Я хочу выкурить сигарету, – сказал Бергер.

– Ты же не куришь, – напомнила ему Блум.

– Именно поэтому, – пояснил Бергер. – И выпить хороших односолодовых виски.

– Так, сосредоточились, – сказала Ди. – Это должно что-то значить. И адресовано это именно нам. Тебе, тебе и мне. Лично. Соберитесь, черт возьми!

– Хорошо, – сказала Блум, выпрямив спину. – Пять над тремя. Пятьдесят три? Десятки на ступеньку выше, чем единицы.

– А что такое пятьдесят три?

Ди покачала головой. Ничего не получалось.

– Сэм, соберись, – сказала Ди. – Сумасшедший оставил для нас загадку. Он знает, что мы можем ее разгадать, и он хочет, чтобы мы это сделали.

– Не слишком ли примитивно? – спросил Бергер. – Типа три под пятью? Или пять над тремя? Без контекста. Чистая математика.

– Хотя что нам это дает?

– Пять над тремя, – произнесла Блум. – А это не может быть время?

– Теперь мне нужна уже не сигарета, а настоящая капитанская трубка, – пожаловался Бергер.

Его замечание проигнорировали. Ди взглянула на часы.

– Сейчас начало пятого, – сказала она. – Если бы это означало какой-то дедлайн, то в любом случае уже поздно.