Крах империи (Курс неизвестной истории)

сего украинского народа, чтобы этот народ вновь приобрел свои полные права и свободы. С Божьей помощью я намерен предохранить вас, ваших жен и наше Отечество от ига Москвы» [82, с.256].

Павло Полуботок, второй гетман после Мазепы (1722–1723), был заточен Петром в Петропавловскую крепость. Его страшно пытали, и Павло умер в 1723 году. Слова, которыми он (с предельной ясностью) объясняет свою позицию, А. Авторханов приводит со ссылкой на изданную на английском языке книгу И. Нагаевского «История современного Украинского государства» (Мюнхен, 1966): «Ни страх тюрьмы, ни отвращение к кандалам не заставят меня отказаться от своего отечества. Я предпочитаю ужасную смерть, чем жить, постоянно созерцая страдания моих сородичей» [78, с. 107].

Конечно, это даже не первое поколение нового народа, это самые первые ласточки, еще не делающие погоду. А их позиция вполне сочетается с совсем другими, противоположными мнениями. Современник Мазепы Кочубей — сторонник Московии.

Младшие современники Павло Полуботка, граф Безбородко и Андрей Разумовский, вполне определенно осознают свои отличия от людей, среди которых живут. Но они вовсе не считают, что это различия двух разных народов, и никак не осознают себя в Российской империи иностранцами.

Б XIX веке Тарас Шевченко пишет проникновенные стихи об ужасах, которые творят москали, «гнетущие Украйну», а основатель киевской школы археологии знаменитый археолог Хвойка неоднократно и публично заявляет, что Шевченко — попросту нетрезвый болтун.

Среди историков Костомаров и Илловайский считали великим благом присоединение Украины к России.

А вот М. С. Грушевский, долголетний профессор Львовского университета, председатель Центральной рады в 1917–1918 годах, показал, что украинское крестьянство было свободным и не знало крепостного права до присоединения к России. Б. О. Ключевский показывал, что до присоединения Украина была свободнее Московии, и осуждал распространение крепостного права на Украину.

То есть мнения были различные, сталкивались остро. Только вот сторонников украинского народа как чего–то отдельного от русского становилось все больше.

А в Российской империи отрицалось само существование украинцев и белорусов как народов, осознающих себя, самостоятельных и отдельных от русских. До 1917 года невозможно было легально, в рамках официальной интеллектуальной и духовной жизни, заниматься переводом на украинский язык текстов науки и культуры, преподавать на украинском языке в университетах, писать и издавать на нем книги.

Все это можно было делать только нелегально, вопреки официальному мнению, высочайше утвержденному начальством.

Тут имеет смысл напомнить, что первый правительственный указ о запрещении украинского языка увидел свет в 1721, последний — в 1879 году. А всего таких указов было 14, что вызывало стремление воевать если и не силой оружия, то уж по крайней мере словом.

Вообще же XIX век — век ностальгической украинской литературы: сплошного стона про то, как Украина угнетена, как плохо жить на свете украинцам, какие гады москали.

То есть весь XIX век ширился круг тех, кто осознавал себя украинцем и настраивался оппозиционно к Российской империи. Кто старался говорить на «украиньской мове», все больше проникался убеждением: «С исторической точки зрения старшим братом восточных славян бесспорно являются украинцы и матерью славянских городов безусловно является Киев. И если вспомнить отношение к Украине со стороны правящих кругов дореволюционной России: пренебрежительное и обидно покровительственное, отрицающее украинцев как нацию, присваивающее себе Малороссию, то становится понятным и оправданным стремление украинцев к защите своих исторических прав, как одного из великих славянских народов» [83, с.28].

В 1860–е годы началось движение младолатышей в Латвии. В Тбилиси, в 1890 году, организована армянская партия дашнаков. Идеология их не враждебна России, но уж никак не имперская. Дашнаки хотели вместе с Россией отбить у Турции Западную Армению и там создать свое независимое государство. Начало ХХ века — время самоосознания многих народов, до того себя мало осознававших. В 1905 году латышские повстанцы стали требовать «особого пути» для Латвии, а в 1915 году по просьбе местных земств были созданы особые отряды латышских стрелков: латыши хотели Сформировать стойкие национальные части для защиты Прибалтики от немецкого наступления. Восемь батальонов добровольцев сыграли большую роль и в обороне Латвии от немцев, и в разрушении империи.

В 1908 году некий чукча придумал чукотскую иероглифическую письменность. В первые годы ХХ столетия абхазы стали поговаривать о том, что они — вовсе никакие не татары, зря их так называют. В Хакасии местная интеллигенция тоже стала заявлять, что они — хакасы, а никакие не минусинские татары.

По мнению А. Б. Горянина, Российская империя была очень разной, но притом хранила внутреннее убеждение, что она никак не может распасться.