Крах империи

Предки русского историка Карамзина бросались на московских стрельцов с кривыми саблями. Предки русского писателя Юрия Рытхэу убили нескольких русских землепроходцев при одной лишь попытке их объясачить (и между нами, девочками, говоря — не только убили, но и съели; но это — строго между нами, а то когда говоришь об этом — чукчи ужасно обижаются). Прадеды русской дворянской фамилии Азаматовых были в числе мюридов Казым–бека и Шамиля, а дед последней жены академика Яншина честно воевал с русскими в отряде узбекских басмачей. По некоторым данным, 40% всего русского дворянства было польского происхождения.

Масштаб этих перемешиваний очень легко преуменьшить и очень трудно преувеличить. Где–то в начале перестройки и «парада суверенитетов» нашелся неглупый журналист, предложил создать партию людей смешанного происхождения и начать бороться за их права, как за права особого народа. По мнению журналиста, таких людей в СССР было порядка 50 или 60 миллионов. Честно говоря, думаю — было побольше. В одной современной Российской Федерации таких людей по разным данным от 40 до 60 миллионов. То ли треть, то ли половина населения.

Трудно поверить, что всем этим людям угрожает «утрата национального самосознания»; все мы, простые и сложные гибриды, хорошо знаем, что мы — россияне. Русские в том самом смысле, в котором это слово понималось в начале ХХ века, в Российской империи.

Но вот всякое этническое самосознание у нас и правда относительно — ведь мы принадлежим не к одному народу, а к двум, а то и нескольким. Вражда между этими народами для нас — это какая–то шизофреническая война внутри нас самих, разрыв изначальной целостности. Словно ухо воюет с ногой, а левая ягодица с правым плечом.

Лев Аннинский даже назвал «нанайскими мальчиками» свои русскую и еврейскую половинки. Но существует и гораздо более благоприятный опыт соединения в себе нескольких этносов. Автор этих строк — немец по деду и великоросс по бабушке, а отец у меня, уроженец Львова, и сам, по–видимому, не очень понимал, русский он, украинец или поляк. Я должен был бы, вероятно, давно уже задушить сам себя, если бы все эти национальные сущности боролись внутри моего сознания. Но они и не думают бороться.

А уж что должно делаться внутри моих сыновей! Первая жена у меня была еврейка, и расстались мы вовсе не из–за ее национальности. Будь мы оба русскими, оба евреями или оба китайцами, развод был совершенно неизбежен в любом случае. Но мои сыночки, сегодня уже взрослые мужики, стали еще и евреями. И никакого признака того, что какие–то «нанайские мальчики» борются внутри их сознания. Ничего подобного, они там очень мирно уживаются. И, кстати говоря, — они русские. Любые попытки национально озабоченных увезти моих детей в Израиль или втянуть в работу любых национальных обществ не имели ни малейшего успеха: парни просто крутили у виска. Так что «апофеоз беспочвенности» нам, людям смешанной крови, все–таки вряд ли угрожает.

На мой взгляд, смешанное происхождение несет в себе два очень больших преимущества. Первое состоит в том, что любой «полтинник», «квартерон» или «полукровка» волей–неволей критичен. Любая национальная традиция для него — не естественная и само собой разумеющаяся, а лишь одна из возможных. В этом — колоссальное преимущество гражданина империи, и особенно лица смешанного происхождения, перед жителем монолитного национального государства типа Швеции или Японии. Широта взглядов, толерантность, умение посмотреть на наследие предков со стороны, глазами другого, — то, что у шведа надо специально воспитывать, у нас — врожденное.

В нашем глобализирующемся, все более тесном мире это большое преимущество.

И второе — мы поневоле миролюбивы. Попробуйте доказать любому «квартерону», «полтиннику» или «полукровке», что он должен питать неприязнь к одной из своих половинок! Все войны, бушевавшие между народами, естественным образом утихают для тех, кто происходит от обоих противников. Как прикажете русскому немцу доигрывать обе мировые войны? Ведь Германия для нас — вторая родина, и с этим ничего нельзя поделать. Как человек, в чьих жилах течет и польская, и украинская кровь, будет трактовать эпизоды Хмельничины? Один такой вполне серьезно рассказывал мне, кто из его польских пращуров повесил украинского, а кто из украинских вырезал семью польского прапрадеда. Но в нем–то самом — кровь и тех, и других убиенных; боль потерь обеих сторон, и ужас всех вражьих ударов, и мутное безумие всех военных побед и погромов.

В свое время я очень резвился, сообщая «памятникам» девичью фамилию своей жены. А при попытках завтрашних израильтян объяснить мне, что я–то не такой, как другие русские свиньи, я–то цивилизованный, и вообще у меня дети — евреи, я тух же «забывал» русский язык, делал оловянные глаза и читал по–немецки наизусть знаменитую речь Гитлера: «Я держу свои части «Мертвая голова» в полной готовности к уничтожению …».