Крах империи

Практически все народы «догоняющей модернизации» несут в себе два разных пласта сознания: общий рациональный пласт и местный, иррациональный, который слабо осознается, но тем не менее всегда присутствует, и совсем не обязательно только в виде какой–то подчиненной, маловажной периферии. И то, что этот пласт мало осознается (в рациональном слое его как бы и нет), ничего не меняет по существу.

Этот архаический пласт, повторю еще раз, есть абсолютно у всех народов «догоняющей модернизации». События ХХ века со всей очевидностью показали, что он есть в сознании и немцев, и народов Прибалтики. У русских же специфика этого пласта, на мой взгляд, лежит в двух пунктах:

1. Его прочность и способность влиять на верхний, рациональный пласт, — что продиктовано ресурсоизбыточностью России почти до нашего времени.

2. В этом пласте первобытные нормы теснейшим образом переплетаются с имперскими представлениями.

Точно так же, как русские люди «должны» хотеть жить в едином государстве, не нарушая первобытного идеала всеобщности и одинаковости, так же и все народы бывшей Российской империи рассматриваются таковыми, кто «должен» этого хотеть.

А если даже становится очевидно, что они вовсе этого не хотят, тут же встает вопрос об их «испорченности» или о том, что эстонцев или литовцев соблазнили плохие люди из–за рубежа. Ведь они сами «не могут не хотеть» жить в империи …

И в СССР, и в современной России самые широкие слои населения, в том числе люди с хорошим образованием, слишком часто знают априори, чего «должны» или «не должны» делать и даже хотеть другие люди и целые народы. А действительность окрашивается для этого множества людей в те тона, которые соответствуют ее архаическим представлениям.

КРИЗИС ИМПЕРСКОГО СОЗНАНИЯ

Многие ученые полагают, что уже Русско–японская война свидетельствует о внутреннем кризисе империи: кризисе в сознании людей. «Война обсуждалась кругом, и для большинства она рисовалась веселой колониальной экспедицией каких–то других войск в экзотические края, новыми победами, новыми завоеваниями и новой громкой славой. Иначе и быть не могло. Давно ли Россия приобрел а чудесный Батумский округ, давно ли завоевала знойный Туркестан, Кавказ, Польшу, Бессарабию, Крым. Все добыто силой русского оружия, и камень за камнем, кровью русского солдата и офицера складывалось дивное здание великой Российской империи» [180, с. 301].

В таких словах свидетельствует о настроениях русского общества человек, которого трудно заподозрить в изменнических настроениях и даже в иронии, — Петр Николаевич Краснов. Тот самый, выданный англичанами большевикам и убитый ими в Москве в 1947 году.

И он же свидетельствует о растерянности, неуверенности. Японцы оказались гораздо сильнее, чем ожидалось (как и русские в начале XIX века для французов). Оказалось, что идет не веселая колониальная экспедиция, вроде похода в Бухару, а затяжная и жестокая война. Война на равных, и непонятно, окупят ли любые приобретения жестокие военные потери.

В новых, непривычных условиях русская армия буквально не знала, что ей нужно делать и зачем. Даже после выигранного сражения тут же следовало отступление. Стратегическая инициатива сразу же оказывалась перехваченной. Впервые в истории русская армия сдала крепость — Порт–Артур. Крепости до той поры иногда оставляли, но не сдавали. Это про извело на русское общество колоссальное впечатление.

Классическое объяснение — главнокомандующий Куропаткин был «вечно второй» человек, хороший штабист, но плохой полевой командир. Допустим, это причина, по которой Российская империя проиграла войну Японии (хотя второй флотилией, приплывшей к своей Цусиме, командовал не Куропаткин, и не он отдал приказ о сдаче Порт–Артура).

Все может быть, но вопрос: кто же назначил Куропаткина на его пост? Почему Куропаткин боялся докладывать правду царю? Почему он знал, что эта правда будет стоить ему должности и расположения двора? Как получилось, что война началась из–за интриг великих князей и их денежных разборок, концессий на реке Ялу и прочих безобразий? Почему в народе совершенно не хотели этой войны? Почему русская интеллигенция слала поздравительные телеграммы не русскому царю, а японскому императору?

Такие вопросы можно задавать очень долго, и все они свидетельствуют об одном — о растерянности, неуверенности в себе русского общества. В начале ХХ века русские буквально не знают, зачем именно им нужна империя! Но что интересно: и не умея ответить на вопрос «зачем», русские по–прежнему убеждены в том, что империя им необходима. Грянет революция 1917 года — и та самая интеллигенция, которая посылала поздравления японскому микадо, превратится в самых жутких империалистов, начнет опять собирать империю — уже под псевдонимом СССР.

ОЦЕНКИ ИМПЕРИАЛИСТОВ