Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой мировой войне

Уже после Февральской революции приказом военного министра от 7 марта по военным округам реквизиционные меры были приостановлены «впредь до особых распоряжений», ибо теперь уже свеженазначенные комиссары отказывались от производства набора лошадей для армии. Тем не менее фронты требовали наивозможно скорейшего пополнения конских запасов Действующей армии, сообщая о прогрессирующем некомплекте ввиду формирования новых подразделений и подготовки к решающим операциям. Попытка замены реквизиций закупками со стороны органов Земского Союза и Ремонтирования Армии провалилась. Впрочем, этого следовало ожидать, так как именно такой результат был просчитан еще царскими министрами. Надежды же лидеров Временного правительства на то, что их власть, в отличие от монархии, почему-то является непременно «народной», были ничем не обоснованы.

Крестьянство же, в свою очередь, весной 1917 года настаивало на возврате забранных для нужд армии лошадей, ссылаясь на то, что лошади были «взяты по-старому неправильно». В этих условиях Главное управление Генерального штаба предложило командованию военных округов разъяснить населению, что «лошади крайне необходимы для нужд действующих армий, при наступающих боевых действиях, и поэтому все лошади, уже принятые, подлежат немедленному направлению по данным нарядам». Стремясь избежать эксцессов, Временное правительство в заседании 23 марта постановило «немедленно сдать лошадей военному ведомству» «во имя интересов армии»[145].

В 1917 году на Действующую армию навалилось то явление, которое давным-давно ожидалось и прогнозировалось, — массовый падеж лошадей в войсках. Сначала это происходило вследствие затруднений со снабжением фуражом зимой — весной. Затем — в связи с увольнением солдат старших сроков службы, которые в основном и служили в обозах и тылах. А.И. Деникин сообщает, что увольнение солдат старше сорока лет на сельскохозяйственные работы внутрь страны и демобилизация лиц старше сорока трех лет имели следствием начало стихийной демобилизации. Помимо прочего, «некоторые полки, сформированные из запасных батальонов, потеряли большую часть своего состава; войсковые тылы — обозы, транспорт — расстроились совершенно, так как солдаты, не дожидаясь смены, оставляли имущество и лошадей на произвол судьбы. Имущество при этом расхищалось, лошади гибли»[146].

Чтобы не допустить гибели конского состава, военные должны были взяться за дело сами. В отличие от дореволюционного периода, когда еще возможно было что-то потребовать (пусть не всегда эти просьбы удовлетворялись), теперь любое мероприятие проходило «вхолостую». Представители войск отправлялись в глубь страны и, пользуясь наличием в полках громадных сумм, скопленных за время войны, скупали продфураж. Гражданские власти старались не допускать самочинных закупок, заваливая центр жалобами на произвол. Нельзя не отметить, что крестьяне охотнее продавали продукты военным: во-первых, потому что военные давали большую цену, не обращая особого внимания на вводимые правительством твердые цены; во-вторых, крестьянство сознавало, что этот хлеб пойдет на фронт, а в каждой семье были свои фронтовики. То есть крестьяне, не желая отдавать хлеб абстрактному государству по твердым ценам, отдавали его военным представителям — фактически непосредственно своим же детям, служившим в армии.