Крах лицедея

— Вы только что кричали, что ее ненавидите, — не успокаивалась Вигон.

— Я не в том смысле. — У Антонио были круглые от страха глаза.

— Теперь вам никто не поверит, — жестко заметил Тургут Шекер.

— Зачем вы ее убили? — спросил Дронго.

— Кто убил? — испугался Антонио. — О чем вы говорите? Я никого не убивал.

— Впервые в жизни вижу такое ничтожество, — громко заявила Эрендира Вигон, — мало того, что вы задушили несчастную женщину, так еще и пытаетесь отрицать очевидное. Разве это не ваш номер? Может, мы ошиблись и случайно попали в другую комнату?

— Подождите, — нахмурилась Ирина, — откуда вы знаете, что ее задушили? Кто вам сказал?

— Когда я начинала работать, то делала репортажи на криминальные темы, — пояснила журналистка. — В наше время, чтобы тебя заметили, нужно писать либо про убийства, либо про секс. Я писала о преступниках и наркоманах. И постепенно у меня появилась собственная колонка в одной паршивой газетенке. Мне платили долларов двести, конечно, в переводе на наши бывшие песо. И я была тогда очень счастлива. Уже позже я переквалифицировалась на темы моды. Хотя по большому счету все темы похожи друг на друга. Везде зависть, шантаж, ложь, предательство, искалеченные судьбы. Просто в мире моды разоряют и доводят до сумасшествия взрослых людей, а в мире наркоманов сажают на иглу и превращают в преступников чуть ли не детей. Вот и вся разница. Я видела несколько раз трупы задушенных и могу определить, когда человека убивают таким образом.

— У вас большой опыт, — отметила Ирина. — Так что вы скажете, Антонио? Каким образом труп сеньоры Ремедиос оказался в вашем номере?

— Не знаю, — всхлипнул Антонио, утыкаясь в подушку, — отстаньте от меня, я ничего не знаю. Убирайтесь отсюда все!

— Боюсь, сеньор Виллари, что вы меня не поняли, — строго сказала Петкова, — я не прошу, а требую ответить мне, каким образом тело пресс-секретаря вашего друга оказалось в вашем шкафу? И не забывайте, что здесь четыре свидетеля, которые слышали, как вы обещали никогда не отдавать своего друга Пабло сеньоре Ремедиос.

— Это неправда, — возражал вопреки очевидному факту Антонио, — ничего вы не слышали. Я никогда не говорил ничего такого. Не говорил. Уходите отсюда, я не хочу с вами разговаривать.

— Я повторяю вопрос, — строго произнесла Петкова. — Откуда в вашем номере взялся труп? Может быть, кто-то его сюда принес?

— Отвечайте, — потребовал Дронго, — вы ее заманили в номер и задушили? Или принесли труп потом?

— Нет, — закричал Антонио, поднимая руки, — нет, нет. Уходите. Я никого не убивал. Я не хотел никого убивать. Я не хотел ее убивать, честное слово, не хотел. Но я думал… она могла отнять у меня Пабло…

— Позови комиссара, — обратился к Ирине Дронго, — мне кажется, молодой человек готов признаться.

Петкова подняла трубку и попросила соединить ее с апартаментами сеньора Карраско. Ей пришлось ждать довольно долго. Трубку взял Бернардо.

— У нас неприятности, — призналась она, — срочно зайдите в номер к Антонио Виллари. Вместе с комиссаром Рибейро. Очень срочно.

— Что случилось? — упавшим голосом спросил Бернардо.

— Произошло второе убийство. Нужно, чтобы вы как можно быстрее пришли сюда. Вы меня понимаете?

— Да. Кого убили?

— Сеньору Ремедиос Очоа. Судя по всему, ее задушили.

Бернардо молчал. Слышалось лишь его тяжелое дыхание. Этого бывшего полицейского, казалось, не могли выбить из привычного равновесия никакие известия. Но смерть пресс-секретаря, рядом с которой он работал все последние месяцы, потрясла и его.

— Вы меня слышите? — спросила Ирина.

— Слышу, — глухо ответил Бернардо, — сейчас мы придем. Никому не открывайте дверь, чтобы о случившемся не узнали журналисты.

— Поздно, — призналась Петкова, — один журналист уже сидит с нами.

— Кто?

— Эрендира Вигон, — сообщила Ирина, бросив взгляд на журналистку.

— Карамба, — выругался Бернардо. — Зачем вы ее пустили?

— Когда вы зайдете, я постараюсь вам все объяснить, — ответила Петкова и положила трубку.

— Сейчас они придут, — сказала она, обращаясь ко всем остальным.

— Всегда не любил попадать в такие истории, — проворчал Тургут Шекер. По-английски он говорил с сильным немецким акцентом. Сказывались годы, проведенные в Германии.

— Если бы я знал, что все так закончится, — продолжал Шекер, — я бы не стал помогать этому полумужчине, — он презрительно кивнул на уткнувшегося в подушку Антонио.

— Как вам не стыдно, — нахмурилась Эрендира Вигон. У этой наглой и невоспитанной женщины, закаленной в журналистских разборках, оказалось врожденное чувство справедливости. Как истинная испанка, соотечественница великого Идальго, она нападала только на людей, гораздо сильнее себя. И никогда не позволяла ни себе, ни другим обижать слабого. Поэтому ее возмутил оскорбительный намек в словах турецко-немецкого ювелира. — Легче всего издеваться над недостатками людей, — с вызовом сказала она. — Если он задушил сеньору Ремедиос, суд признает его виновным. Но никто не имеет права издеваться над ним за его сексуальные пристрастия. Мы живем в свободной стране, сеньор Шекер, где никому не позволено осуждать человека за его взгляды.