Читаем Крах операции «Эдельвейс» полностью

С 18 по 30 августа продолжалось выдвижение и сосредоточение основных сил 46-й армии к перевалам Главного Кавказского хребта.

27 августа в связи с создавшейся угрозой вторжения немецко-фашистских войск в Абхазию я прибыл в штаб 46-й армии, который располагался в Сухуми. Необходимо было в деталях разобраться в сложившейся обстановке.

Разговор с командующим 46-й армией генерал-майором В. Ф. Сергацковым был не из приятных…

— Как получилось, — спрашиваю я его, — что противник опередил наши части и занял перевалы Клухор и Санчаро?

— Штаб стремился максимально использовать возможности армии, чтобы остановить горных егерей…

— Тогда как же понять, генерал, то, что командование и штаб армии не стремились к активной борьбе за перевалы на северных склонах гор, почему высылались туда небольшие отряды под командой малоопытных командиров?

В ходе разбора сложившейся обстановки выяснилось, что в районе боевых действий плохо было организовано снабжение войск боеприпасами, продовольствием и обмундированием. Большой ошибкой командования армии было и то, что оно не установило тесной связи с местными организациями и населением, не подготовило транспортных средств для снабжения войск в горных условиях.

Мною были даны конкретные указания по усилению частей, действовавших на основных направлениях и уточнены боевые задачи. Учитывая возможность проникновения противника в обход выдвинутых на перевалы наших отрядов, немедленно были взяты под особое наблюдение все дороги. Каждую из них заняла стрелковая рота, усиленная саперами. Одновременно штаб фронта дал указание немедленно приступить к взрывам и завалам тех троп, которые плохо оборонялись, но могли использоваться противником.

Больше внимания стали уделять организации бесперебойного снабжения боеприпасами, продовольствием, теплым обмундированием всех войск, выдвинутых в горы. Из окрестных селений и аулов к нам стали прибывать проводники.

От подножий лесистых гор бои поднимались все выше, к скалистым вершинам. С каждым днем все ожесточеннее становились схватки с врагом.

Вскоре пришли и первые успехи: штурмом взято большое горное селение Псоу, освобожден перевал Санчаро, сброшены в пропасть с Клухора «эдельвейсы».

В середине сентября я снова был в Сухуми, в штабе 46-й армии, которой теперь командовал генерал К. Н. Леселидзе. Вспоминаю, как долго искали мы пути доставки питания, боеприпасов отрядам на перевалы.

— Товарищ командующий, — водил по карте карандашом Леселидзе, — посмотрите: все вокруг окрашено в коричневый цвет, ни одной площадки, где бы можно было найти мало-мальски удобную полосу.

— Да, задача… Горцы хорошо обследовали все районы?

— Так точно. Но горцам трудно определить: сможет ли самолет сделать посадку на обнаруженных площадках. Вот если бы сами авиаторы посмотрели…

Об этой идее сообщили командующему ВВС фронта К. А. Вершинину. В этот же день в небо поднялись два летчика на «У-2». С воздуха они решили найти в горах удобную посадочную площадку, чтобы затем самолетами доставлять нашим частям боеприпасы и питание.

Три дня, словно стрекоза, кружился легкий «кукурузник» над островерхими кряжами, юрко нырял в глубокие ущелья. И вот — удача! Пилоты обнаружили среди нагромождений скал и льда отличную взлетно-посадочную площадку.

Над горами был перекинут своеобразный воздушный мост. Днем и ночью летчики доставляли на заоблачную высоту передовым частям боеприпасы, продукты, консервированную кровь, медикаменты, а оттуда эвакуировали раненых…

В мемуарной литературе сейчас можно встретить детальное описание воздушных, подводных, подземных боев. Но то, что происходило в течение девяти суток на высоте трех с половиной тысяч метров, к сожалению, не вошло ни в одну фронтовую хронику. Стонали горы, крошились многометровые глыбы ледников, артиллерийская канонада усиливалась гулкой пустотой ущелий, оглушающим эхом ударялась о склоны гор.

Непосредственно на перевалы для руководства боевыми действиями выезжал член Военного совета фронта А. Н. Саджая. Вернувшись он рассказал, что противник занимает район вблизи Эльбруса. Местность вокруг суровая, непривлекательная. Двуглавая громада вся в снегу. Слева сползает огромный язык ледника. Взобравшись сюда, «эдельвейсы» перерезали единственную тропу к «Приюту одиннадцати», угрожая нашим частям фланговым ударом. К тому же враг сильно укрепился — через каждые 100–150 метров — узлы сопротивления со станковыми пулеметами, расположенные ярусами, один над другим, связанные между собой рациями.

К этим опорным пунктам на заоблачных перевалах можно было продвигаться в один след, пробитый опытным вожаком. Отступишь чуть в сторону — шагнешь в бездонные расселины…

Но выбора у нас другого не было. Наступление на перевалы продолжалось. И вот что произошло однажды…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное