Читаем Крах операции «Эдельвейс» полностью

На северо-западной окраине Орджоникидзе, там, где пересекаются две важные шоссейные дороги, 2 ноября 1942 года разгорелся жестокий бой. Окрестности огласились гулом моторов, лязгом танковых гусениц. «Юнкерсы» бомбили передовую линию советских войск, берег Терека, откуда с воем летели реактивные снаряды «катюш». Гизельская равнина озарялась разрывами бомб, отсветами орудийной пальбы, пламенем горящей земли, подожженной термитными снарядами, но тупорылые немецкие «ягуары» продолжали двигаться вперед.

В одном из дзотов находились четыре красноармейца: коммунисты — рабочий из Донбасса Георгий Михеев, колхозный бригадир из Горьковской области Павел Куприянов, комсомолец тракторист с Украины Иван Величко и беспартийный ставропольский колхозник Федор Алтунин. В течение шести часов с короткими перерывами они вели огонь, отбивая атаки наседавших фашистов. Вечером был получен приказ: временно отступить.


9 мая, 1971 год. Первый секретарь Кировского райкома партии К. Д. Хосонов сердечно приветствует Эльхоту Морскую.


Через пять дней, когда советские войска вновь овладели безымянной высотой, на которой находился этот дзот, из-под бетонного колпака, шатаясь, вышли трое солдат: бледные, обгоревшие, прокопченные пороховой гарью. Четвертый был смертельно ранен.

В тот день коммунист Георгий Михеев передал в политотдел 3-го батальона помятую, обгоревшую четвертушку бумаги — «Протокол общего партийного собрания заставы № 12» и поведал о неравном бое, который им пришлось вести с гитлеровцами в огненном кольце.

— Когда дали приказ отходить, связной штаба не успел сообщить нам об этом, — рассказывал Георгий Михеев. — Вот так мы и остались в дзоте вчетвером: сержант Алтунин, рядовые Куприянов, Величко и я.

Местность перед дзотом равнинная, заболоченная, а вдалеке — две глубокие балки. С одной стороны, хорошо это — для их танков препятствие. С другой — плохо: в балках незаметно для нас могла накапливаться вражеская пехота.

Так оно и вышло. Вокруг нашего колпака земля буквально дыбилась от минометных взрывов. А потом через болото полезла пехота. Дотемна мы не отходили от амбразур. Лишь ночью несколько часов вздремнули по очереди.

Тяжело нам пришлось в то время! Но самым трудным был третий день. Колпак наш был в сплошном огневом кольце. Били отовсюду: спереди, сзади и с боков. Мы оказались в тылу у немцев.

Договорились тогда, что просто так не отдадим свою жизнь. Приготовили связки противотанковых гранат и решили в последний момент выскочить и каждому выбрать «свой» танк.

И тогда сержант Алтунин попросил нас с Куприяновым, чтобы мы приняли его в партию.

В промежутке между вражескими атаками я открыл партийное собрание.

— Не имеем мы полномочий двумя голосами принять тебя, Федя, в партию, — сказал я ему, — но партия простит нам это нарушение Устава…

Протокол вел Павел Куприянов. Бумаги, конечно, у нас не было, пришлось писать на случайно найденном клочке обоев…

Так и приняли мы вдвоем с Куприяновым нашего сержанта кандидатом в партию, а комсомолец Величко поддержал нас.

Танки к нам через болото не прошли в тот день, не прошли и потом. Еще целые сутки мы оборонялись. На пятые — увидели, как наши фашистов гонят… От радости все забыли, не поостереглись. И вот в это время вражеская пуля сразила Ваню Величко…

Коммунисты 3-го батальона утвердили протокол партийного собрания, которое состоялось в дзоте, а грудь героев украсили ордена Ленина.

Не считаясь с потерями, вражеские войска продолжали штурмовать подступы к Орджоникидзе. Однако уже 4 ноября в штаб группы армий «А» поступило сообщение из Гизели о том, что «придется приостановить наступление на Орджоникидзе до тех пор, пока район южнее реки Терек не будет очищен от противника и этим не будет устранена опасность удара во фланг и тыл танковых дивизий».[34]

Непредвиденная заминка противника у стен Орджоникидзе, конечно, объяснялась не какими-то тактическими соображениями, а тем, что немецко-фашистские войска натолкнулись на героическое сопротивление и мужество воинов Советской Армии, отрядов народного ополчения, партизан.

5 ноября можно считать переломным днем боев под Орджоникидзе. Противник был остановлен. К этому времени командование 9-й армии и 11-го гвардейского стрелкового корпуса принимает смелое решение: группировку противника, прорвавшуюся к Орджоникидзе, отрезать от главных сил, закрыв ей выход с юга и с севера. Одним словом, предстояло осуществить знаменитый суворовский маневр — «завязать мешок, в который противник сам просунул свою голову».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное