Однако эти новые, лишь недавно почерпнутые в ставших доступными архивах сведения противоречат компетентным выводам Хейнрици и ряда других историков в нескольких ключевых пунктах. Во-первых, и это главное, урон, нанесенный группе армий «Центр» как минимум тремя из четырех контрнаступлений главного командования войск Западного направления, проводимых с 10 июля и по начало сентября 1941 г., был намного более серьезным, чем считалось ранее. Во-вторых, если учитывать силу советских Западного, Резервного и Брянского фронтов и, что еще важнее, доступность советских стратегических резервов, ныне куда более вероятным представляется, что самая благоприятная возможность для вермахта захватить Москву открывалась именно в октябре – ноябре 1941 г., а не в сентябре – октябре. Это объясняется в первую очередь тем, что мощь трех фронтов Красной армии, оборонявших Западное (Московское) направление в октябре, была куда слабее, чем в сентябре, поскольку три фронта, сдерживавшие натиск немцев восточнее Смоленска с конца июля, утратили большую часть первоначальной боеспособности в ходе широкомасштабного контрнаступления в конце августа – начале сентября 1941 г. Поэтому в конце сентября, что и продемонстрировали последующие сражения, все три фронта были на грани внезапного, катастрофического и необратимого краха.
В-третьих, решение Гитлера полностью разгромить Юго-Западный фронт Красной армии (численностью около миллиона человек) и тем самым исключить его из ведения боевых действий означало, что 2-я танковая группа Гудериана встретила куда более слабый отпор, начав наступать на Москву в начале октября (30 сентября. –
Пятое, и заключительное, если бы группа армий «Центр» решилась наступать на Москву в начале сентября, не обезопасив своих флангов, она столкнулась бы сразу с двумя вызовами: во-первых, ей бы пришлось иметь дело с намного более мощными советскими группировками, ушедшими в глухую оборону на многочисленных поясах обороны на Московском направлении, и, во-вторых, если бы она все же сумела захватить Москву, весьма многочисленные советские силы сосредоточились бы против ее безнадежно растянувшихся обоих флангов – северного и южного. И даже в случае захвата Москвы силами группы армий «Центр» фон Бока, она, как в свое время Великая армия Наполеона в 1812 г., оказалась бы перед перспективой зимовать в опустошенном городе, перед постоянной угрозой с фронта и с флангов и, вероятно, с ничуть не меньшей угрозой с тыла. Одним словом, если немецкая армия в начале декабря 1941 г. оказалась неспособной противостоять и на фронте, и на флангах натиску группировок Красной армии численностью свыше 4 миллионов солдат, разве смогла бы она в ноябре обеспечить более прочную оборону куда более протяженного фронта от сил Красной армии численностью свыше 6 миллионов человек?
Ясно, что требовавшая огромных сил и крови «наступательность» Красной армии, проявившаяся во всей полноте в ходе длительных боев восточнее Смоленска в июле и августе 1941 г., убедила Гитлера в том, что у него нет иного выхода, кроме как наступать на Киев. Не может быть сомнений в том, что фюрер решился на это, храня верность основным стратегическим принципам плана «Барбаросса». Наконец, невзирая на поражение в декабре 1941 г. у ворот Москвы, вырисовываются два неоспоримых вывода. Первый: наряду с потерями, понесенными Западным, Резервным и Брянским фронтами в конце августа и начале сентября, катастрофическое поражение, которое Красная армия потерпела у Киева, фактически облегчило последующее наступление группы армий «Центр» на Москву в ходе операции «Тайфун» в октябре. Второе: как свидетельствуют последние анализы, учитывая мощь Красной армии на фронте и флангах, наступление группы армий «Центр» на Москву, начнись оно в сентябре, возможно, возымело бы еще более серьезные последствия для группы армий «Центр», чем выпавшие на ее долю в ходе проведения операции «Тайфун»[17]
.Стратегия и операции Советов