Крах плана Шлиффена. 1914 г.

В ночь на 7 августа немцы стали отступать без малейшего противодействия посредством преследования со стороны русских. Одним из итогов сражения явилась его незавершенность с русской стороны: отсутствие преследования противника сразу же после победы. Причем здесь имеется в виду не тактическое преследование (вслед за отступающим неприятелем на самом гумбинненском поле), но оперативное – на следующее утро по пятам откатывающегося врага. Войска 1-й армии оставались на месте прошедшего сражения в течение двух дней. Это обстоятельство позволило впоследствии утверждать, что 1-я армия должна была, не теряя времени, броситься вперед и уничтожить противника, отходившего, кстати говоря, за укрепленную линию реки Ангерап. В отечественной историографии можно встретить утверждение, что русские вполне могли довершить разгром противника, что «обстановка позволяла русскому командованию нанести крупное поражение 8-й немецкой армии. Благоприятный момент был упущен. Вместо того чтобы организовать преследование разбитых в Гумбиннен-Гольдапском сражении германских войск, генерал Ренненкампф бездействовал»[102].

Но вряд ли командарм-1 мог нанести неприятелю «крупное поражение». Даже само соотношение сил было не в пользу 1-й армии (если учесть не простое соотношение штыков и сабель, которое по числу людей приближалось к равенству, а огневую мощь дивизий и корпусов и нерешительность русской конницы). Превосходство русских заключалось, прежде всего, в силе духа и степени обученности солдатского состава. Однако можно вспомнить личный состав подразделений 1-го армейского и 1-го резервного германских корпусов, составленных из местных уроженцев, чтобы сказать, что немцы были готовы упорно драться даже и после поражения. Напомним также, что все без исключения командиры германских корпусов, в том числе и комкор-17 А. фон Макензен, чьи войска понесли наибольшие потери и побудили командарма-8 посчитать себя побежденным, настаивали на немедленном возобновлении сражения. Конечно, неизвестно, каков был бы результат нового сражения, но тот факт, что германские комкоры отнюдь не потеряли присутствия духа, очевиден.

В оценке численности русских войск, как показано выше, Притвиц ошибся на целых 4 пехотных дивизии, то есть более чем на 60 тыс. штыков с соответствующей артиллерией. Возобновление сражения означало бы, что противник получал возможность определить действительную численность 1-й русской армии, что при отсутствии тяжелой артиллерии могло привести уже к поражению войск генерала Ренненкампфа, пока части 2-й русской армии медленными темпами еще только выдвигались к границе. Нехватка пехоты в 1-й русской армии (в связи с образованием Варшавской группировки по велению Верховного главнокомандующего) не позволила командарму-1 добить врага: еще неизвестно, что последовало бы на следующий день после боя, будь у П.К. Ренненкампфа в резерве еще один армейский корпус.

Другое дело, что командарм-1 не должен был почивать на лаврах победы. Нельзя было терять соприкосновения с противником, надо было целеустремленнее и решительнее использовать многочисленную кавалерию, необходимо было двигаться не к Кенигсбергу, а за отходящим врагом. Учитывая моральное потрясение германцев, разочарованных неблагоприятным для них исходом первого же сражения, русским можно было попытаться превратить тактическое поражение противника в оперативный успех, вынуждающий врага поспешить с отступлением за Вислу.

Однако подобные активные действия, связанные с борьбой за темпы операции, еще не были присущи русским военачальникам. Только горький опыт войны побудит русских генералов ценить фактор времени в проведении операций. Командарм-1 не сумел организовать преследования отступающего неприятеля, зато своевременно отправил телеграмму вдовствующей императрице Марии Федоровне (шефу Кавалергардского гвардейского полка, входившего в состав 1-й гвардейской кавалерийской дивизии) о потерях в Кавалергардском полку с перечислением имен погибших и раненых офицеров[103].