Крах под Москвой

Положение на фронте под Москвой было критическим для обеих сторон. Фон Бок знал, чего ждал Гитлер, ждала германская нация, ждал весь мир, наблюдая жестокую битву под Москвой. И снова, как было уже в октябре, германское радио оповестило народ о том, что в ближайшее время будет объявлено очень важное сообщение. По всему миру газеты выходили с заголовками о роковой драме, которая разворачивалась у ворот Москвы. Некоторые ожидали, что Москва падет; другие были настроены более скептически. Американский еженедельник («Тайм») оценивал ситуацию с достаточной точностью. «Перед Москвой, – заявлялось в нем, – фон Бок расходует человеческие и материальные ресурсы, которые Германия никогда больше не сможет собрать…..»⁸⁹ В той же статье издание сделало примечательный прогноз: «…Очень возможно, что, когда будет написана история Второй мировой войны и составлен список военачальников, которые сделали больше всего, чтобы понизить шансы Германии на победу, имя маршала фон Бока будет стоять выше всех…»⁹⁰

В Москве Иосиф Сталин и возглавляемый им Государственный комитет обороны продолжали экстренные совещания. В некоторых случаях тот или иной участник предлагал эвакуацию населения и сдачу города, подобно тому, что осуществили русские во главе с Кутузовым при царе Александре I в сентябре 1812 года[90]. Но такие предложения, как и мир с немцами, были неприемлемы ни для руководства страны, ни для народа. 29 ноября на мрачных, холодных, продуваемых ветром улицах города появилась официальная газета Всесоюзной коммунистической партии большевиков «Правда». В заголовках говорилось: «Наступление противника продолжается! Всем гражданам на защиту нашей столицы!»⁹¹

Нарушения связи между штабом фон Бока и высшим командованием стали постоянным явлением, к этому дело шло уже несколько недель. Сбои связи не были единичными, но, несмотря ни на что (фактор погоды, партизанская активность и бесчисленные случаи, которые происходят в современных сражениях), связисты штаба группы армий «Центр» и подчиненных ей формирований германской армии яростно и неустанно работали, чтобы восстановить радио-, телеграфную и телефонную связь между всеми штабами и командными пунктами.

Конечно, причиной сбоев связи было и нежелание как фон Бока, так и высших военных чинов точно оценивать военную обстановку на заснеженных полях и в обледенелых лесах на подступах к Москве. Они верили, что Москва может быть взята, и отказывались признавать, что она может не быть захвачена. Они отказывались признавать, что, если Москва не сдастся, группа армий «Центр» окажется на грани катастрофы.

Фон Бок был до мозга костей человеком прусских военных традиций. Но в отношении боевых операций он был еще и практичным человеком – человеком с богатым опытом, более чем сорока лет военной службы. Он должен был понимать, что с военной точки зрения окончательный захват Москвы уже невозможен. В то же время тщеславие, амбиции и профессиональная гордость заставляли его вести свои армии к краху, а своих людей на верную смерть, в тщетной попытке добиться того, что на практике было уже невыполнимо.

В течение конца ноября и начала декабря 1941 года, когда судьба группы армий «Центр» и, возможно, судьба всей Германии висела на волоске, фон Бок не тратил слов на оценку военного положения. Он снова и снова повторял Главному командованию сухопутных войск, что солдаты и офицеры группы армий «Центр» выбились из сил, что в войсках не хватает продовольствия, боеприпасов, топлива и другого снабжения, не хватает резервных войск и что остается под вопросом, удастся ли достичь главной цели – уничтожения русских войск под Москвой и захвата города. Тем не менее в своих самых пессимистичных донесениях фон Бок, казалось, всегда сохранял проблески надежды. Предметом споров остается, умышленно он делал это или нет и насколько сильно это оказало влияние на Гитлера и высшее военное руководство. В любом случае одного отрицать нельзя: упрямое стремление Бока, подогреваемое своеобразным отчаянием, теперь перевешивало любые практические военные рассуждения.

30 ноября термометр опустился до 40 градусов ниже нуля. Фон Бок снова отправился на передовой командный пункт с видом на Москву, где он лично командовал последними попытками продвижения своих войск, отслеживая буквально каждое подразделение, особенно танковое. Находясь там, он получил звонок из ОКХ. На линии был помощник Гальдера, полковник Хойзингер, он сообщил фон Боку, что Гитлер желал знать конкретную дату, когда можно будет официально объявить о полном замыкании кольца и уничтожении сил противника. Фон Бок не удостоил Хойзингера ответом и сразу спросил, можно ли переговорить с фон Браухичем. Тот все еще приходил в себя после перенесенного сердечного приступа, но находился на своем посту в Главном командовании сухопутных войск (ОКХ). Фон Бок настоял на разговоре с ним.

Диалог, который последовал между двумя командующими, демонстрирует, как снизился уровень командования в германской армии перед лицом грядущего поражения.