Крах СССР

В ходе индустриализации, урбанизации и смены поколений философия крестьянского коммунизма теряла силу и к 60-м годам XX в. исчерпала свой потенциал, хотя важнейшие ее положения сохраняются и поныне в коллективном бессознательном. Для консолидации советского общества и сохранения гегемонии политической системы требовалось строительство новой идеологической базы, в которой советский проект был бы изложен на рациональном языке, без апелляции к подспудному мессианскому чувству. Однако старики этой проблемы не видели, так как в них бессознательный большевизм был еще жив, а новое поколение номенклатуры искало ответ на эту проблему (осознаваемую лишь интуитивно) в марксизме, где найти ответа не могло. Это вызвало идейный кризис в среде партийной интеллигенции.

Руководство КПСС после идейных и административных метаний Хрущева приняло вынужденное решение— «заморозить» мировоззренческий кризис посредством отступления к «псевдосталинизму» с некоторым закручиванием гаек («период Суслова»). Это давало отсрочку, но не могло разрешить фундаментального противоречия. Передышка 70-х годов XX в. не была использована для срочного анализа и модернизации мировоззренческой матрицы. Видимо, в нормальном режиме руководство КПСС того времени уже и не смогло бы справиться с ситуацией. Для решения этой срочной задачи требовалась научная дискуссия; но если бы руководство ослабило контроль, то в дискуссии потерпело бы поражение— «второй эшелон» партийной интеллигенции (люди типа А. Бовина, Ф. Бурлацкого, В. Загладина) был уже проникнут идеями еврокоммунистов. В открытой дискуссии он подыгрывал бы антисоветской стороне, как это мы и наблюдали в годы перестройки.

Пришедшая после Л.И. Брежнева властная бригада (М.С. Горбачев, А.Н. Яковлев, Э. Шеварднадзе), сформировавшаяся в условиях мировоззренческого вакуума и идеологического застоя, была уже проникнута антисоветизмом. Эти люди учились и воспитывались под сильным влиянием их сверстников-«шестидесятников», затем корифеев еврокоммунизма и идеологов «пражской весны» с их утопией «социализма с человеческим лицом». В какой-то момент они, проскочив социал-демократию, сблизились с неолибералами типа М. Тэтчер, но это уже было скрыто от публики.

Чем был легитимирован советский строй в массовом сознании старших поколений? Памятью о массовых социальных страданиях, Аристотель выделял два главных принципа жизнеустройства: минимизация страданий

или максимизация наслаждений. Советский строй создавался поколениями, которые исходили из первого принципа— минимизация страданий, предотвращение социальных бедствий и войны.

В 70-е годы XX в. основную активную часть общества стало составлять принципиально новое для СССР поколение, во многих смыслах уникальное для всего мира. Это были люди, не только не испытавшие сами, но даже не видевшие зрелища массовых социальных страданий

[54].

Запад — «общество двух третей». Страдания бедной трети очень наглядны и сплачивают «средний класс» лучше, чем курсы научного коммунизма. Поэтому Запад старательно поддерживает коллективную память о социальных страданиях, а СССР 70-х годов XX в. эту память утратил. Молодежь уже не верила, что такие страдания вообще существуют.

Возникло первое в истории, неизвестное по своим свойствам сытое

общество. О том, как оно себя поведет, не могли сказать ни интуиция и опыт стариков, ни тогдашние общественные науки. Вот урок: главные опасности ждут социализм не в периоды трудностей и нехватки, а именно тогда, когда сытое общество утрачивает память об этих трудностях. Абстрактное знание о них не действует.

Урбанизация, как было сказано ранее, создала и объективные предпосылки для недовольства советским жизнеустройством. Этим воспользовались антисоветские идеологи, которые широко применяли методы манипуляции сознанием. Она опирается прежде всего на уже имеющиеся в общественном сознании стереотипы, и в психологической войне, направленной на разрушение общества, важнейшими из таких стереотипов являются те, в которых выражается недовольство.

Утрата способности к рефлексии над собственным недовольством— это особая слабость сознания, оборотная сторона избыточного патернализма. Он ведет к инфантилизации общественного сознания в благополучный период жизни. Люди отучаются ценить блага, созданные усилиями предыдущих поколений, рассматривают эти блага как неуничтожаемые, «данные свыше». Социальные условия воспринимаются как явления природы, как воздух, который не может исчезнуть. Они как будто не зависят от твоей общественной позиции.