— Вы все время будете вести машину. Мы остановимся отдохнуть, когда наступит день.
— Это чертовски далеко. Вы не смените меня за рулем?
— Я наблюдаю за вами. Так же, как и пистолет. А, Аррисон?
Итальянец насмехался над ним.
— Я не забываю о пистолете. Джанкарло. Поверьте мне, я об этом помню.
Надо начать сначала, попытаться использовать другой подход, Джеффри.
— Но вы говорите со мной, иначе я усну. Если это произойдет, мы оба окажемся в канаве. Харрисон, Джанкарло и пистолет, все мы будем в канаве. Мы должны найти какую-то тему для разговора.
— Ты устал?
— Не скажу, что я вполне бодр и свеж. — Харрисон позволил себе малую толику сарказма. — Ну что ж, для начала можем поговорить о вас.
Машина подпрыгивала и виляла на неровной дороге. Даже автострада, гордость моторизованного общества, была в состоянии ползучего разрушения. В недавнее время эта ее часть была покрыта заново, и человек, ведавший контрактами, хорошо заплатил за помощь людям в красивых и модных костюмах, интересовавшихся такими проектами. За привилегию проезда машин в этот район он был вынужден поплатиться тем, что его прибыли сильно снизились. Пришлось экономить на слое вновь укладываемого на дорогу тармака[17]
, который портили зимние дожди. Харрисон приник к рулю.— Я сказал тебе, что мое имя Джанкарло.
— Верно, — Харрисон не отрывал взгляда от ветрового стекла и дороги. Запахи их двоих тесно смешались и переплелись, объединяя их в единое целое, до тех пор, пока они не станут неразлучными.
— Мне девятнадцать лет.
— Так.
— Я не из этой части страны, и не из Рима.
Харрисону больше не требовалось отвечать. Запруда прорвалась и атмосфера в маленькой машине давала надежду на то, что беседа будет продолжаться.
— Я боец, Аррисон. Я боец за права и чаяния пролетарской революции. Наша группа борется против коррупции и загнивания общества. Ты живешь здесь и знаешь то, что видишь своими глазами, ты часть пены, накипи, Аррисон. Ты приехал сюда как представитель транснационалов, ты здесь надзираешь за рабочими, но у тебя нет обязательств перед итальянскими рабочими. Ты для них как пиявка.
Попытайся его понять, Джеффри, потому что сейчас не время спорить.
— Мы видим, как народ угнетают гангстеры «Демокрациа Кристиана», и мы боремся за то, чтобы их уничтожить. Коммунисты, которые должны быть голосом народа, в кармане у ДК. — Юноша дрожал, когда произносил эти слова, — казалось, они причиняли ему физическую боль.
— Понимаю, Джанкарло.
— В день, когда тебя захватили в Риме калабрийские свиньи, я был с лидером нашей ячейки. Нас подкараулила полиция. Они схватили нашего лидера, увели ее в цепях и окружили, держа наготове пистолеты. С нами был еще один человек — Паникуччи. Сначала он не придерживался нашей идеологии, но потом проникся ею и стал лоялен к нам и верен, как отважный лев. Они застрелили Паникуччи как собаку.
— А где были вы, Джанкарло?
— На улице напротив. Она попросила меня принести газеты. Я был слишком далеко от нее и не мог помочь.
— Понимаю. — Харрисон говорил тихо, подделываясь под настроение юноши, настроение поражения. Он не должен его унижать.
— Я не мог помочь. Я не мог ничего сделать.
Скоро эта маленькая дрянь расплачется, подумал Харрисон. Если бы пистолет не упирался ему в ребра, Джеффри Харрисон смеялся бы до колик. Сага о чертовом героизме. Напротив через дорогу покупал газеты. И какую же медаль тебе за это выдать? Быстро проскочили дорогу на Вибо Валентиа, прогрохотали по мосту, внизу блестела вода изголодавшейся от засухи реки Месимы.
— Расскажите мне о той, которую вы называете лидером.
— Это Франка. Она наш вождь. Она их ненавидит и борется с ними. Они будут ее мучить во имя своего дерьмового демократического государства. Они мерзавцы и будут ее мучить.
— И вы любите эту девушку, Джанкарло?
Казалось, от этого вопроса весь запал юноши пропал, испарился, как газ из проколотого шарика.
— Я люблю ее, — прошептал Джанкарло. — Я люблю ее, и она любит меня. Мы были вместе в постели.
— Понимаю ваши чувства, Джанкарло. Понимаю вас.
Ах ты проклятый лжец, Джеффри, когда в последний раз ты любил женщину? Сколько времени? Не так недавно, не на прошлой неделе. Чертов лжец. В самом начале это было с Виолеттой, это отчасти напоминало любовь, а?
Да, отчасти напоминало…
— Она красива. Она настоящая женщина. Очень красивая, очень сильная.
— Понимаю вас, Джанкарло.
— Я вызволю ее, я ее освобожу.
Машина свернула следуя за поворотом дороги к шлагбауму. Руки Харрисона вцепились в руль, затекли, стали неподатливыми и неуклюжими.
— Вы собираетесь ее освободить?
— Мы освободим ее вместе, Аррисон.
Харрисон уставился на него, буравя его глазами, не забывая время от времени смотреть на дорогу… Ущипни себя, лягни себя в зад. Отбрось одеяло и оденься. Это просто кошмарный сон. А что же еще? Он знал ответ, но все-таки спросил.
— Как вы собираетесь это сделать, Джанкарло?
— Вы со мной, Аррисон. Мы вместе. Они вернут мне мою Франку, а я верну им вас.
— Это не сработает так, как вы рассчитываете. Больше не сработает… после Моро…
— Вам следует надеяться, что сработает.