Крах волшебного королевства. Красная лисица

— Будьте осторожны, Карбони, помните, что я вам сказал. Опасайтесь этой суки.

* * *

В течение дня мало что произошло в отношениях между Джеффри Харрисоном и Джанкарло Баттистини. Руки Харрисона не были связаны, но его единственным движением было — отгонять мух и смахивать муравьев с тела и ног. Должно быть, он поспал, безусловно он подремал в этом полумраке. Джанкарло все время наблюдал за ним, небрежно и ненавязчиво, а пистолет покоился на листьях поблизости. Летнее солнце стояло высоко и жгло даже сквозь полог листвы. Оно было достаточно жарким, чтобы от него пожухли все листья, даже если бы переменился ветер. Липкий, страдающий от жары, чувствуя себя побежденным, Харрисон превратился в нечто ленивое, бездумное, принадлежащее этому миру. Его ум был свободен от мыслей и надежд. Присутствие клетчатой сине-белой рубашки в нескольких ярдах от них среди подлеска, за спиной Джанкарло, не давало надежд на спасение. Это был еще один свидетель его беспомощности, еще один зритель. Потребности тела заставили Харрисона снова заговорить.

— Зов природы, Джанкарло.

Смешно, что он ощущал неловкость. Он ведь не мог пользоваться языком туалетной комнаты мужского клуба. Не мог сказать: я хочу срать, Джанкарло. Я хочу наложить кучу дерьма, Джанкарло. Он не хотел сказать это и в другой форме и боялся запачкать брюки.

— Я уже давно не делал этого.

Джанкарло поглядел на него с любопытством, как бы испытывая новый бастион своего могущества. Великий человек из транснациональной компании снова должен просить у Джанкарло разрешения, потому что иначе от него будет вонять, а это повредит его достоинству, и он перестанет быть человеком со значением и положением. Кошка и мышка. Мальчик и бабочка со сломанным крылом. Джанкарло дразнил его насмешливым и наигранным недоверием:

— Может, ты пытаешься обмануть меня, Аррисон.

— Право, Джанкарло. Мне надо удалиться. Я не разыгрываю тебя. — Юношу слегка тронуло его отчаяние:

— Может, ты попытаешься удрать от меня?

— Обещаю, это не шутка… Я быстро.

— Что ты должен сказать в этом случае, Аррисон? Что тебя учили говорить, когда ты просишь о чем-нибудь?

— Пожалуйста, Джанкарло…

Юноша улыбнулся, ухмылка заиграла на его губах.

— И ты хочешь уйти под деревья, где тебя не будет видно. Ты думаешь, здесь много народу, который может тебя увидеть?

— Пожалуйста, Джанкарло.

Юноша был удовлетворен. Еще одна победа, еще одна демонстрация силы. Достаточно, его самолюбие было удовлетворено. Он оставил P38 на земле и медленно, не торопясь, двинулся к Харрисону. Было делом нескольких секунд развязать эластичный шнур, который привязывал лодыжки Харрисона к корням дерева.

— Отойдешь только на четыре или на пять метров, не больше, Аррисон, не больше.

— Ты не освободишь мне ноги?

Джанкарло еще больше развеселился.

— Ползи, Аррисон, и следи за тем, куда ставишь руки.

Харрисон еще раз посмотрел мимо Джанкарло на то место, где было укрытие ребенка. Сквозь листья и ветки еще были видны цветные пятна его рубашки. От бессилия рождался гнев. Маленький подонок. Как чертов щенок, слишком юный, чтобы его тренировать, который останавливается на месте и шалит, и не идет к тебе. На руках и коленях Харрисон полз, изображая из себя домашнее животное, к куче березовых стволов.

— Не слишком далеко, Аррисон.

Это был насмешливый и издевательский окрик.

От его коленей оставался след на листьях и поверхности земли, пока он не оказался частично скрытым деревьями. Он спустил брюки, сел на корточки, используя руки для опоры и почувствовал, как уходит сжатие и боль. Боже, какое облегчение. Чертова свобода. И чертов запах тоже.

— Пожалуйста, Джанкарло, у тебя нет бумаги?

Из-за деревьев раздался всплеск смеха.

— У меня нет для тебя биде. У меня нет аэрозоля, чтобы ты мог попрыскать под мышками. Но бумага найдется.

Униженный, Харрисон поблагодарил его и снова повторил слова благодарности, когда мешок из-под рогаликов, брошенный с большой точностью, приземлился у его ног.

Он привел себя в порядок, натянул брюки, счистил с них грязь на использованную бумагу и потащился к своему тюремщику и к своей тюрьме. Он полз к утоптанной почве пещерки, лег там, заняв привычное положение, податливый, не способный к сопротивлению, с руками, сложенными за спиной.

— Закрой глаза, — раздалась команда. Какой у него шанс на сопротивление, когда связаны ноги? Ничего, только боль и ничего больше. Он крепко сжал веки и услышал только легкие звуки шагов Джанкарло, а потом его руки свирепо вцепились в запястья Харрисона, он почувствовал нажим колена на спину, и гибкий шнур крепко и жестко обвился вокруг его плоти.

Давление прекратилось, и снова послышался насмешливый голос:

— Можешь открыть глаза.

Над краем кратера Харрисон увидел стоящего Джанкарло, который наблюдал за ним, уперев руки в бедра.

В его улыбке, выражении рта и тусклом блеске глаз было что-то бездумное и бессмысленное.

— Получаешь удовольствие, Джанкарло. В этом есть что-то нездоровое. Это значит, что ты болен…

— Теперь мы произнесем грандиозную речь.

Глумление мальчишки, пустота, подстегнутая контактом.